Анна закрыла глаза.
- Я ходила в полицию и уничтожила лист из дела Натальи Павловны.
«Нда. А я-то голову ломал, куда он делся», – Штольман крепче прижал к себе Анну, благодаря за признание.
- А зачем ты это сделала?
- Ты сердишься?
- Не на тебя.
- Ты посадишь меня за решетку?
Он вздохнул.
«Боюсь, Анечка, даже если ты кого-то убьешь, я не смогу тебя арестовать».
- Нет.
- А почему? – она вывернулась из объятий и уселась на коленки.
Чудесные ее распущенные волосы коснулись босых стоп Штольмана, высокая грудь под рубашкой взволнованно поднималась и опускалась.
Зачарованный прекрасным видом Яков уже готов был озвучить причину, но опомнился.
«Милая, один твой вопрос, и я готов признаться в чем угодно. Как у тебя это получается…»
- Аня, кто просил тебя найти и уничтожить лист?
Анна рассказала все, что смогла припомнить – про медленный голос, про приказ и собственную готовность его выполнить.
- Ну что же я такая… Податливая! – Анна вновь, как вчера, рассердилась на себя. – Какой-то бандит с большой дороги может попросить меня о любой гадости? Я же так могу и настоящее преступление совершить!
«Вообще-то уничтожение улик – вполне себе преступление», – подумал Штольман. И вновь ничего не сказал.
- Яков, ты простишь меня? – Анна отодвинулась на постели, не решаясь взглянуть ему в глаза.
- Я не винил тебя, милая.
- Ох, Яков! – она бросилась ему на шею и тут же отклонилась: – Подожди…
Она завела руки за голову, стащила надоевшую за сутки рубашку и бросила прочь. Развязала на талии Штольмана пояс, развела полы халата в стороны, поцеловала теплую кожу. И прижалась обнаженной грудью к груди Якова, удовлетворенно вздохнув.
- Как это чудесно…
Его ладони сами по себе легли на тонкую талию. Спустились на поясницу и ниже.
«Да к черту. За пару минут расследование фон Берг никуда не денется».
В глубине души Яков знал, что парой минут дело не ограничится. За последнее время в столкновении воли и желания быть с Анной выигрывала всегда последняя, и Штольману грех было жаловаться.
…
Очнувшись в одном одеяле на задах гостиницы, Казик поплелся по темным переулкам и чудом разминулся с городовыми. В частном доме недалеко от гостиницы его ждал Жорж.
Мыча и поддерживая сломанную челюсть, Возняк чуть ли не жестами объяснил, что ему срочно нужен доктор, причем не в этой дыре. Неклюдов привел подготовленный к утру экипаж и повез стонущего нанимателя в Тверь. По пути Казик то и дело невнятно матерился от боли на ухабах, и пытался думать.
«Что за мужик меня вырубил? Откуда он взялся? Гопота местная, суч... потрох. И угли еще эти в штанах! Так ведь все хорошо с дурочкой Мироновой шло…» – почему-то в любовных делах Казик был склонен к безудержному вранью самому себе.
За портмоне и деньги, оставленные в гостинице, он не волновался, одна мелочь, а изобличающих его документов там не было.
«Найду придурка и отомщу. Может, Жоржа послать шею ему сломать? Нет уж. Этого мало. Надо что-то посложнее придумать. Ладно, сперва узнаю, кто это был. А-а-а!!! Жорж, су…а, тише!»
…
- Мамочка, а ты не будешь сердиться? – мальчуган забрался к Анне на колени и умильно улыбнулся.
Широкая улыбка Штольмана действовала безотказно, и Анна, обняв сына, покачала головой.
- Нет, мой хороший. Ты что-то натворил?
Малыш возмутился. – Это не я! Муська сама прыгнула и банку уронила.
– А ты где был? – Анна попыталась пригладить кудрявые вихры, измазанные в чем-то белом.
– И почему у тебя волосы в сметане? Ох, Дима, да ты весь в ней! И ты тоже, Яков, – взглянула она на вошедшего Штольмана, держащего в руках полотенце. – Что у вас произошло?
– Я кошку кормил! А она фыркала! Но она хотела сметаны, я видел…
Яков передал Анне влажную ткань.
– Анна Викторовна, вытрите, пожалуйста, этого хулигана. У нас очень настойчивый сын. И очень ловкий. Митя, ты не забыл сказать, что ты при этом сделал?
Малыш улыбнулся. – Я Мусю в банку посадил. У нас теперь белая кошка!
…
Анна проснулась с ясной мыслью: – «Я беременна. У меня родится сын».
Нежданное счастье затопило ее, залило ярким весенним светом, погладило младенческими ладошками.
«Боже, как это прекрасно! Благодарю тебя!» – Анна благоговейно дотронулась до живота и замерла, прислушиваясь.
«Еще слишком рано, но я знаю. Я люблю тебя, малыш».
Анна взглянула на глубоко спящего Штольмана, и сердце ее пропустило удар.
«Твой сын, Яков. Когда тебе сказать? Будешь ли ты рад?»
- Ох… – внезапно в ее сознание ворвались все пропущенные сны и забытые встречи.
- Яков! – она потянула любимого за руку. – Проснись, пожалуйста! Это важно!
…
- А потом, после пощечины, он показал мне фотографию Стефана… – взахлеб рассказывая, что происходило на встречах с гипнотизером, Анна видела, как подвижное лицо Штольмана то застывает, то белеет от гнева.
- Яков, этот Новак – просто влюбленный мальчик. Он ничего плохого мне не сделал.
Штольман сузил глаза.
- Этот якобы наивный мальчик, Анна, обманом завлек тебя в другой город и в свой номер. Этого уже достаточно, чтобы я арестовал его.
Яков сосредоточился на мелькнувшей догадке. «Первый – мужчина лет пятидесяти с низким голосом. Которому я просто руки оторву. И которому мешали показания Грицаевой. Жалко, что Анна не может описать его внешность, очевидно, очень заурядная. Второй – финансист Новак, в пользу которого был гипноз Анны. А я его, идиот, отпустил. Хотя с такой челюстью его легко найти. А при чем тут Анна? Ладно, мог влюбиться. Но финансы. Ох ты ж…» – он стал дальше сопоставлять встретившегося на пути Анны гипнотизера, дело баронессы и собственную цель приезда в Затонск.
Анна, переживая свои воспоминания, вдруг улыбнулась.
- Яков, а знаешь, что удивительно?
- Что же?
- Что я вспомнила все эти сеансы только после того, как ты… как мы…
Углы рта Штольмана разъехались в улыбке.
- Рад быть полезным, Анна Викторовна.
…
- Аннушка! Анна! Ты там? Я волнуюсь, девочка моя, отзовись! – раздалось из коридора вместе с настойчивым стуком в дверь.
Анна вскочила с постели и схватилась за одежду.
- Яков, это маменька! Пожалуйста, не показывайся ей!
Ухватив Анну за руку, Штольман притянул ее к себе, глубоко поцеловал и тоже начал одеваться.
Анна вышла в гостиную. Открыв дверь, она впустила Марию Тимофеевну и произнесла:
- Доброе утро, мама. Ты что-то рано.
- Рано? Да уж десятый час, милочка. А ты обещала ко мне зайти перед сном, – Мария Тимофеевна перешла на громкий заговорщицкий шепот:
- Как твой Стефан? Хорош? Где он, спит?
Штольман, осторожно открывший окно в спальне и уже приготовившийся прыгать, при этих словах едва не сорвался с подоконника.
«Мать – волкам отдать. Жениться срочно, на таких родителей надежды нет», – рассерженно думал он, нащупывая носком ботинка каменный бордюр под окном и хватаясь за фрамугу. Приземлившись на мягкий газон, Яков поднял глаза и вспомнил: «Вот же… Трость забыл».
…
В спальне вдруг хлопнуло окно, по полу задуло утренней прохладой. Анна, догадавшись, бросила матери «я сейчас», побежала в спальню и через распахнутый проем увидела Штольмана уже внизу.
«Яков Платонович, сколько вам лет, так из окон прыгать?» – улыбнулась она и послала воздушный поцелуй.
…
В большой комнате белые гостиничные тапки осторожно выбрались из-под кресла и подошли к Марье Тимофеевне. Поластились об ее ноги, будто котята, почтительно обошли кругом и направились к выходу. Левый тапок запнулся о порог, выправился и побежал за правым.
Когда Анна вернулась, белая как мел Марья Тимофеевна слабо прошептала:
- Кто это был? – и упала в обморок.
Трость Штольмана с серебряным набалдашником выбралась из номера незамеченной и благополучно вернулась к владельцу.
…