…
- Яков Платонович, – Анна нахмурилась, – я не ребенок. За мной не надо присматривать.
Штольман знал, с чем столкнется, и был терпелив. Он жестом попросил Вальцова подождать и отозвал Анну в сторону.
- Аня, прошу тебя. Мне так будет спокойнее.
Видя на лице Якова неподдельную заботу, а не желание утвердить волю будущего мужа, Анна смягчилась.
- А ты не будешь запрещать мне куда-то ходить? Общаться с тем, кем я хочу? Заниматься расследованиями вместе с Антоном Андреевичем и… и тобой?
«Если б я только мог», – вздохнул про себя Штольман.
– Нет. При условии, что ты во всех своих эскападах будешь с кем-то, кому я могу доверять.
- Лучше всего со мной, – шепнул он, склоняясь к ушку любимой, и Анна почти растаяла.
- Хорошо, Яков. Но пусть твой фельдфебель не докладывает тебе о том, где я была! Я сама расскажу.
«Потом. Если захочу», – упрямо вздернутый подбородок Анны показывал, что дальнейшие уговоры бесполезны.
- Договорились.
Штольман подал руку Анне, заключая соглашение. Она положила свою ладонь сверху и ощутила благодарное пожатие. А затем его горячие губы прикоснулись к костяшкам пальцев, опалили жарким дыханием, и Анна почти забыла, что рядом – пациенты, сестры, новый охранник. Только ощутила, как загорается кожа на щеках, и как взглядом Яков овладевает ею прямо здесь, в коридоре больницы.
Смутившись, Анна забрала руку, невнятно распрощалась и убежала в палату.
…
Штольман отправил сотрудника осмотреться в городе и заказать пролетку для сопровождения Анны домой, а затем зашел к Милцу. Доктора он застал за бормотанием куплетов:
- В саду под скамейкой записку нашел,
Свиданье в 12, я в 10 пришел. Минуты за годы казалися мне, Вдруг шорох раздался в ночной тишине.
- Александр Францевич, я вижу, вы в хорошем настроении. Благодарю за согласие на присутствие моего человека в больнице, – сказал Яков.
Милц взглянул на него через очки: – Нет, Яков Платонович, это я вас благодарю. Анна Викторовна буквально сияет после возвращения из Торжка. Поделитесь секретом, что вы сделали?
- Всего лишь подвез, – Яков пожал руку доктору и, выходя из кабинета, вновь услышал фальшивящий баритон:
- Вот подойду, обниму, украду,
Вот подойду, если не упаду. К сердцу прижму, заверчу, закручу И с этой барышней в небо взлечу.
«Здесь мой секрет, похоже, уже таковым не является» – усмехнулся Яков на веселый мотивчик. «Хорошо, что Милц на моей стороне».
====== Часть 17. Безрассудство ======
Когда в конце следующего дня охранник ушел за пролеткой, Анна почувствовала, что замерзла в больничных коридорах, и вышла на улицу погреться. Палившее днем майское солнце неохотно садилось, и сейчас стены отдавали тепло. Анна прислонилась стене рядом со входом и вновь задумалась.
«Яков, как же тебе помочь? Ты так и будешь ловить своих преступников, а мы так и будем скрываться?»
С самого предложения Якова о помолвке Анна думала над этой проблемой, и пока ничего придумать не могла. Штольмана она напрямую спрашивать не хотела, зная, что тот промолчит или отведет разговор на другое.
«Я, наверное, никогда не узнаю, за кем ты вернулся в Затонск. Ну, если исключить, что за мной», – Анна вздохнула, полагая, что и этого ей немногословный полицейский никогда не скажет.
Обещания Штольмана рассказать что-нибудь когда-нибудь Анне изрядно надоели.
«Служба, Отечество, секретные папки. Это я понимаю. Предположим, я буду помогать тебе раскрывать каждое…» – Анна самокритично покачала головой и мысленно поправилась: – «ну почти каждое дело, связанное с духами. Как раньше. Тогда ты избавишься от части своих проблем и посвятишь время своему важному заданию. Надо доктора Милца попросить, чтобы почаще отпускал, но буду приходить по воскресеньям».
Размышления её были прерваны остановившимся у дверей закрытым экипажем, из которого, однако, выбрался не Игнат Вальцов, а грузная тетка.
- Девонька, миленькая! – она с каким-то неестественным всхлипом ринулась к Анне и схватила ее за руку. – Помоги, родимая, там дочка за углом рожает! Не решаемся с мужем в экипаж внести, боимся, хуже сделаем! Вот, вот рубли, – баба суетливо полезла в узелок на необъятном поясе и стала совать Анне купюры.
Почувствовав неладное, Анна попятилась. Но тут за ее спиной оказался мужчина, и Анна замерла. Ощутив на плече тяжелую руку, девушка одновременно испугалась и возликовала: – «Опять он! Попался!»
Она могла закричать, вывернуться из-под руки, забежать в корпус, и все было бы в порядке. Но Анна осталась на месте.
На низкий размеренный голос мужчины она реагировала не совсем так, как давеча. Тело будто постепенно замерзало, мысли путались, но их удавалось вернуть к главному:
- «Я могу думать. Яков Платонович. Яков. Яшенька, я тебя люблю».
За повторением имени Штольмана Анна даже не услышала приказа шагнуть в экипаж и была несколько заторможена, потому поведение ее было вполне достоверным.
Подогнавший пролетку Вальцов опоздал лишь на пару минут.
…
- Анна, закрыто ли дело баронессы фон Берг? – Неклюдов сразу приступил к делу.
Девушка молчала. Она безразлично смотрела в стену экипажа, отмечая сознанием мелькающие тени. Сидеть было неудобно, но Анна почему-то не могла сесть по-другому. Тело не слушалось. «Шляпка упала. Глупости какие. Не то думаю. Яков…»
- Знаешь ли ты про закрытие дела баронессы? – переформулировал вопрос Жорж.
- Нет. Не знаю, – Анна с ужасом услышала свой тихий и почему-то замедленный голос.
- Узнай в полиции. Если закрыто, нарисуй мелом плюс на двери бакалейной лавки. Если нет, поставь минус.
Неклюдов доехал до парка недалеко от дома Мироновых, приказал Анне выйти из кареты и уже на земле закончил сеанс:
- Ты забудешь меня. Ты будешь помнить только приказ.
Затем он быстро уехал.
Анна неподвижно стояла под темнеющим небом, почти механически повторяя: «Яков. Я тебя помню». Теплый вечерний ветер овевал ее лицо, будто подтверждая. «Яков придет».
…
Примчавшийся в управление Вальцов вызвал Штольмана и доложил о потере объекта. Яков рассвирепел и уже был готов взять охранника за грудки, когда понял, что за палец его кто-то настойчиво дергает.
- Ждите здесь, – бросил Штольман и вернулся в кабинет, где, холодея от страха за Анну, дождался записки от призрака.
«Мама в парке! Я покажю!» – Митя сам разволновался и забыл правила грамматики, которым учила его бабушка Геля. Как обычно, он обретался около отца и не следил за Анной, но мигом узнал, где она, когда охранник рассказал о неудаче.
…
- Аня! – завидев знакомый силуэт, крикнул Штольман. Он выпрыгнул из пролетки и кинулся к девушке. Повторяя ее имя, обхватил тонкий стан, прижал к себе, лихорадочно целовал в прохладные щеки.
- Яшенька, – вымолвила Анна и со стоном повела плечами.
- Анна, ты как себя чувствуешь?
– Я тебя помню, – губы не слушались и улыбнуться не удалось. – Хорошо.
Штольман видел, что это не так, и не выпускал из объятий, пока Анна не заерзала на его груди. Держа девушку за плечи, он отступил и вгляделся в любимое лицо.
- Что, милая?
Анна непослушными пальцами сражалась с верхней пуговицей своей блузки. Закусив губу, она просто рванула застежку, и пуговицы отлетели. Потянула кружево нижней рубашки. Нежная ткань затрещала и порвалась под её порывистыми, резкими движениями.
Штольман придержал ладонью разошедшийся вырез на груди Анны и оглянулся. В пролетке на козлах ждал Вальцов, и Яков махнул рукой, приказывая уезжать. Правильно поняв сигнал, охранник тронул лошадь.
Анна вжалась в Якова, стремясь слиться с ним, приникла губами к бешено стучащему пульсу на шее. Пробормотала: – Держи меня.
Яков поднял Анну на руки, отнес к ближайшей березке с извилистым стволом. Усадил Анну на импровизированное кресло. Встал меж ее раскрытыми бедрами, сминая юбку. Анна рвала блузку с плеч, выпрастывая руки из рукавов, и Штольман крепко сжал ее в объятиях.