Степан Николаевич долго сидел, читал его труд. Делал у себя в блокноте пометки. Михаил уже думал оставить и пойти спать. Но Степан Николаевич не отпускал. То просил чай заварить, то в сельпо сходить за пряниками, то со стола прибраться. Когда стемнело, Степан Николаевич, дочитав на нетбуке произведение, позвал в очередной раз Михаила.
– Сильно написал, нечего сказать. Ошибки логические есть, но незначительные, – выдал рецензию Степан Николаевич, – показывал кому?
– Нет, дядя Степа, только закончили набор текста. Тут вот ещё, какое дело, почти все, что написал чуть больше месяца назад, начинает сбываться.
– Да, да. Ты рассказывал, что в мире творится, я-то отстал совсем, даже интернета тут нет, и телефон только проводной, вышки понаставили, а связи нет. Послушай, ты забери свою рукопись, пусть у тебя будет, и концовку перепиши. Главного героя нехорошо в первой книге на растерзание отдавать. Пусть сын подрастёт чуток.
– Дядя Степа! Всё сбывается! Всё, что написал. Если ещё ударят ракетами, то это будет конец всему, – чуть не крича уже, сказал Михаил.
– Концовку перепиши, – спокойно ответил Степан Николаевич и пошёл спать.
Михаил в комнате один, лежал в кровати и думал, почему так Степан Николаевич – дядя Степа спокойно воспринял происходящее. Даже выслушав рассказ, и прочитав роман, он не стал истерить, а как настоящий рецензент увидел моменты, которые автор упустил. И почему Степана Николаевича не волнует то, что происходит в мире.
С этими мыслями и придя к выводу, что при первой возможности заберёт рукопись, Михаил уснул.
Ближайшие два дня вырваться в деревню к Маше за рукописью не удалось. Он помогал Степану Николаевичу по хозяйству, то забор поправить, то крышу посмотреть, то дверь в сарае перекосилась.
Михаил хоть и городской житель, но от работы не отлынивал, сказывался опыт жизни в Тайге, где все приходилось делать самому. Мысли о происходящем в мире не давали покоя, но работа, отнимающая большую часть времени и не оставляющая ни секунды покоя, сделала своё дело. Михаил постепенно забыл о том, что творится вокруг.
Ночью третьего дня Михаил проснулся от яркого света. Ночью светло как днём. Выйдя во двор, увидел дядю Степу, который смотрел куда-то вдаль на зарево. На небе казалось, что взошло десятки солнц. От яркого света приходилось зажмуриться, но это не помогло. Зрение пропало на пару минут. Когда услышал Николаевича: «Началось. Надо в погреб спуститься. У меня там припасы. На неделю переждать хватит. Пошли, Миша. Тёплые вещи только захвати, прохладно там».
Быстро вернувшись в комнату, Михаил покидал, что было в рюкзак. Свернул матрац с подушкой и одеялом, и с нехитрым скарбом пошёл к входу в погреб, который в комнате, где ночевал дядя Степа.
Погреб дяди Степы, мягко сказать, большой. Наверно, занимал половину дома. Было место для двух раскладушек, небольшой санузел типа «ведро за шторкой», ну а главное, весь периметр заставлен соленьями-консервами. На удивлённый взгляд, дядя Степа только ответил, что это осталось от прежних хозяев. Он только навёл в нем порядок, да благоверная приложила руку.
Эти два дня они провели в подвале, не выходя наверх. В основном спали, иногда кушали консервы, поглощали таблетки с йодом, запивая компотом из банок. На третий день, выбравшись из подвала, обнаружили пасмурное небо в больших «тучных» облаках. Солнце видно не было. Обычный пасмурный день. Только вокруг на горизонте зарево пожаров, кругом дым и пепел. Но дачный посёлок оставался практически нетронутым. Осмотрев окрестности, пришли к выводу, что скоро пойдут в эти края беженцы.
Только сейчас стало заметно, что Степан Николаевич за эти пару дней сильно «сдал», прям, резко постарел, осунулся, морщины стали выразительными, и взгляд безумно уставшего человека. Под вечер Степану стало плохо, не мог вставать с кровати, только лежал и смотрел в потолок. Михаил не знал, что делать. «Скорая помощь» в таких условиях не приедет, да и не дозвониться. Связь отсутствует. Соседей нет, или разбежались, или ещё сидят, попрятавшись у себя в домах.
– Михаил, – хриплым тихим голосом позвал Степан Николаевич, – всё. Моё время пришло. Я вот лежал и думал. Забери рукопись. И перепиши произведение заново. Не пиши в этом жанре, – ухмыльнулся он, – пообещай, что исполнишь просьбу.
– Степан Николаевич, вы бредите, – стал говорить Михаил, – какая рукопись, какой роман, что твориться вокруг, сами ж видели. Мне до неё двести вёрст идти. Да и поправитесь. Сейчас чай наведу, в аптечке в машине кое-какие таблетки нашёл, в дальнюю поездку собирал. Тут и сердечные и всякие обезболивающие. Не волнуйтесь, поставим на ноги. А там и дальше думать будем, что делать.