К нам старик, казалось, совсем потерял интерес и уже даже не смотрел в нашу сторону.
– Близко уже, – говорит граф. Совсем немного. Нам-то еще далеко, но придется быстро. Рассвет уже на носу. Чуешь, как зыбко стало?
Я осмотрелся: над водой стелился низкий клочковатый туман. Домов стало меньше, да и деревья торчали изредка. Туман сливался с водой, подрагивал.
Вдруг от пелены отделилась темная тень. Густая и шероховатая. Донесся мерный плеск, словно огромное животное, пыхтя, пересекало затопленную долину. Тень приблизилась и нагнала нас: туман расступился, и из него вынырнул острый нос парохода. Он проходил совсем рядом с нами. Я мог протянуть руку и коснуться холодного белого металлического борта.
Колесо ласково загребало воду, не стесняясь потревожить гладь, оставляла в ней шрамы водоворотов и клочки белой пены.
– Он в Ив идет, – сказал Граф. И добавил мягко, чуть помедлив: – Ну, хочешь, я тебя на него ссажу. До рассвета там будешь. Хочешь ведь?
Мне вдруг стало тепло, я почувствовал, как растрескавшиеся губы растянулись в улыбке.
Лукавишь, граф, хитришь. Не проведешь. Я помолчал чуть-чуть и ответил:
– Хочу, граф. Но у нас с вами дело есть. Давайте-ка его закончим до рассвета.
Уверен, он тоже улыбнулся за моей спиной, и кивнул своей козлиной растрепанной бородкой.
Корма теплохода скрылась в тумане.
Граф сильно толкнул с правого борта и изменил наш курс. Мы разрезали носом туман и скоро уткнулись в топкий травянистый берег.
Тощих легко выпрыгнул в своих забродниках и оказался по пояс в воде у самого берега. Я оставил весло и перескочил на ближайшую кочку.
– Идем, – поторопил меня граф.
Туман над топью пропитался мерцающим серым светом. Мы бросили лодку и зашагали по кочкам. Они мелькали у нас под ногами, чередуясь с полыньями застывшей черной воды.
Потом рельеф пошел вверх. Кочки выросли до холмов. Мы стремительно забирали к небу. По склонам предгорий скатывались россыпи сел и деревенек в несколько домов. В низине развернулся лесной ковер. Туман тоже пропал, а из-за мутного рваного горизонта сочилось предрассветное марево.
Мы поднимались все выше по осыпающемуся склону. Впереди и наверху маячил заснеженный пик.
У меня появилось тревожное чувство, что за нами кто-то наблюдает из расщелин или из-за валунов на склоне. Но ни одной человеческой фигуры мне не попадалось. Даже птиц не было. Я нервно озирался, пытался подловить наблюдателя, но вокруг не нашлось ни души.
– Просторная здесь Русь, – сказал я, лишь бы отвлечься от паранойи.
– Русь в голове, – тут же ответил Тощих. – А тут люди и территория. Назови Бабайкой – будет Бабайка. Пустое заглавие.
Граф шел впереди, я видел перед собой его спину в клетчатой рубахе, заправленной под резину забродников. Из-под сапог у него постоянно осыпалось мелкое крошево, и мне приходилось внимательно смотреть, куда наступаю, чтобы не поскользнуться. И все же шли мы очень быстро.
Луга сменились голым камнем, стало колко-прохладно. Порода отчего-то была черной, словно выжжена пожаром.
Мы поднялись еще выше, и обгоревшие скалы стал припорашивать робкий снежок. Сначала отдельными крупицами, а потом повалил. Из сплошной белизны уже только отдельные острые утесы чернеют.
– Здесь и впрямь красиво, – проговорил граф, закрываясь рукавом от ветра. – Жаль, что мы так торопимся.
– А что здесь случилось? – спрашиваю. – Земля выжженная.
– Так это Жар-Птица.
Я представил огромную огненную тварь, поливающую здесь все ревущим пламенем из разверстой пасти.
– Охраняла Русский Дух, никого не пускала к нему кроме Государя. Я слышал, на нем поэтому и мясо не растет, что он в ее огне обгорел пару раз.
– А где она сейчас? – и снова озираюсь. Не она ли наблюдает за нами? – тревожное чувство стало сильнее.
– Съели. В прошлом году. Местные. Голодный год был.
– А кто теперь охраняет Русский Дух?
– Никто. Пока Жар-Птица не переродится, сидит один, мерзнет.
– То есть к нему любой может прийти? Кто до вершины доберется.
– Да кому оно надо? – он вроде смеется, но ветер смешивает звуки и не дает разобрать. – Что, местные мужики, Русского Духа не видали, чтобы тащиться на Кудыкину Гору? У них в каждой избе и Русский Дух и Русью пахнет.
– А кто его кормит?
– Да вроде ты собирался. Но что-то не заладилось, – отвечает граф. Кажется, без упрека.
– Немного еще.
Вершина перед нами маячит. На отвесном заснеженном пике отразилось сияние: первые солнечные лучи нащупали гору.
– Нам сюда, – граф дернул меня за рукав и свернул с открытого склона в ущелье, которое поясом охватывало вершину.