«Зачем ей это было нужно?» – спросил отрешённо себя, когда удалось поднять из кольца большой дверной крючок. Ватные тело не слушалось. Несколько раз слабой рукой толкал дверь. Примерзала в большие морозы. «…Значит, посторонних в комнате не было», – наваливаясь плечом, подумал, падая в сени. Отлежавшись, набрался сил, и ползком поспешил в комнатку.
Руки у Оленьки болтались, как у тряпичной куклы. Он стянул её с кровати, поволок к двери, не чувствуя холода. Хотел положить на тахту, но не смог. Голова Оленькина неестественно подвернулась. «Искусственное дыхание, – подумал в последнюю секунду Андрей Листовский. – Нужно срочно спасти её…»
Их нашли соседи через два часа.
Андрея выписали на второй день. Он успел сдать экзамен. Вечерами приходил в палату. Олю не выписывали. Она сутки пролежала в реанимации. Когда приходил, приносил апельсины и шоколад, который нежнее шёлка. Оля закрывала глаза и держала его руку. Он видел, как из-под её ресниц вытекают слёзы. Ничего не спрашивал. Привёз новую куртку и туфли, новое платье и её любимый берет. Через два дня попросила привезти косметичку, паспорт.
– Следователь к тебе приходил? …Меня тоже допрашивал.
– Я сказал, что вода выплеснулась и погасила газ.
Оленька серьёзно мерила вещи и грустно его целовала, когда стояли на лестнице, в тамбуре.
– Завтра в десять выпишут. А где наша машинка? Хочу посмотреть.
– Завтра приеду за тобой. Она новая, можно сказать. Ещё прослужит нам лет пять. Потом её продадим, а купим себе другую. Квартиру я смотрел. Однокомнатная, но большая. На Маштаке.
– А мебель есть? Хочу посмотреть. Из дядиной квартиры мы не будем выписываться. Вдруг будут сносить… Не простыну я. Почему ты меня гонишь? …Не слабенькая. Уже выздоровела.
Андрей хотел спросить о том, кто же не выключил газ, кто захотел их отравить, но понимал, что это сделала она, его милая женушка. Зачем? Она знает ответ. А вот скажет или нет. Андрей уверен, что не скажет. Он не будет спрашивать. Пройдёт время и она расскажет, что же случилось ночью. Она мстила за Любу, или захотела умереть в один час. Может быть, Оля видела их у гостиницы, у магазина. Слепая ревность?
– Наша девочка не пострадала? – во второй раз спросил Андрей, обнимая Оленьку за плечи. – Что врач говорит?
– Не пострадала. – Сухо произнесла девушка, и её лицо накрыло грустной тенью. – Что нам доспеется. Всё в порядке. Проверили на аппарате, не волнуйтесь, папаша, – Оля попыталась улыбнуться, но улыбка вышла нервной гримасой. Оля тотчас прижалась к нему, пряча лицо. Через секунду вновь была весела и непринужденно угощала его бананом.
Листовский съездил в институт, уточнил расписание последнего экзамена. Увидел стоящую у входа Валю Сокольникову.
– Как Ольга? Её выписывают? – грустно спросила, останавливаясь у автомобиля. Андрей удивился. О странном событии знали её подруги.
– Еду за ней. В десять часов, сказала, будет обход. Поехали, – сказал Листовский, открывая замок. – Валя, просьба будет. Помоги. Я плавки не купил. Забыл. Выбери. …Не стесняюсь, но ты лучше знаешь, не запутаешься с размером. Сейчас ещё не лето. Куртку купил, туфли раньше подсматривали. Ей понравились.
Андрей проехал по мосту через Урайку, намереваясь припарковаться поближе к ЦУМу, но не «пускали» запрещающие знаки. Высадил девушку на автобусной остановке. Покружившись, въехал во двор. Магазин только открылся. Продавцы подправляли выкладки на витринах. Отыскал Сокольникову в отделе женского белья.
– Вот ещё деньги. Бери. Купи что-нибудь себе. Самое модное и самое практичное…
– Так не бывает, – улыбнулась Валя. – Ты выиграл? Или… получил наследство?
– Нашёл работу. Случайно. Подвернулась. Почти что выиграл.
В больницу Сокольникова не пошла. Осталась в машине. Что-то говорила о запахах. Андрей посмотрел на часы. Шло время обхода. В отделение его не пустила строгая пожилая женщина. Узнав, к кому пришёл, засуетилась, зашла за стойку и хмуро положила перед ним бумажный треугольник с синеватыми клеточками. Ровными буквами шла надпись. Её почёрк. Оленькин. Прочитал, удивляясь: «Передать Андрею Листовскому. Лично». Странно, зачем это письмо? Что случилось. Где она? Догадывался – что-то произошло такое, отчего его жизнь изменится. Как стеклянный аквариум с рыбками нёс письмо к двери, хотя мог прочитать сразу, у серого барьера. Во двор въезжал фургон с красной полосой и «плюсиком» на фаре. Андрей стоял на бетонном крыльце. На крыше противоположного дома, у трубы лежал кусок чёрного снега.
«Дорогой мой Андрюшенька, прощай.
Я недостойна тебя. Не могу жить так дальше. Поэтому уезжаю. Раз не смогла умереть. Я гадкая и подлая. Ты обо мне заботился, а тебя я обманывала. Ребёнок был, но не твой. Теперь его нет. Прости за всё. Я хотела нас убить, чтобы не расставаться с тобой никогда, потому что ты такой хороший, а я, как стерва последняя в мире. Я никогда (зачёркнуто) не смогу себя простить за всё, что я делала тебе гадского и плохого. Как только я тебя вижу, меня ест совесть за то, что я такая потаскуха, видеть тебя мне стало очень трудно, хотя я тебя всеравно люблю и никогда не забуду. Мне всегда (зачёркнуто) радостно бывает, потому что я тебя встретила в общаге. Тебе надо жениться тогда на Вальке, потому, что она хорошая и верная будет тебе. Потому что она давно тобой увлечена. Живи с ней дружно иногда вспаминайте меня иногда. Или с той девушкой, с которой в гостиницы обедал. Я всё это решила ночью сегодня, когда ты сказал о квартире. Спасибо за всё моё счастье, которого у меня больше ни будет в жизни такого. С грустным приветом. Твоя Ольга».
Андрей сунул письмо в карман куртки и вдруг почувствовал сонливость. Его клонило в сон, будто отработал в кочегарке три ночи подряд. Он, сходя со ступеней, начал зевать, прикрывая рот. Пересиливая подступившее чувство сна, шёл к машине, которая не радовала. Так хотел, чтобы Оленька восторженно высовывала руку из окна и счастливо заливалась своим стеклянным смехом, словно крохотный колокольчик. …Не знал, что делать. Ему казалось, что потерял нечто очень дорогое, огромное и чудесное. Его лишили цели в жизни. Не о ком заботиться, некуда спешить с заработанными копейками, дешёвыми подарками… Никто не будет так бурно восторгаться, когда вдруг заработает притащенный с помойки огромный телевизор. Не будет ждать его с работы, волнуясь и горюя, у закутанной в полотенце кастрюльки с раскисшей лапшой. Этого ничего не будет никогда в его бестолковой жизни.
Значит, она видела меня с Любой. …Видела Вертучая Юлька. Рассказала ей. Где-то встречались, меня запомнила. А может быть, когда к ним приходила, но он не запомнил её. Не запомнил? Такую девушку невозможно не запомнить.
Валентина молчала. Смотрела в окно на ссорившихся из-за хлебной корки воробьёв. Андрей швырнул магазинный пакет на заднее сиденье. Весеннее солнце пригревало город основательно. Зелёная дымка окутывала улицы, парки. Зазвенел звонок трамвая, заскрежетали на повороте колеса. Раззолочённые купола Воскресенского собора на высоком обрыве у Белого озера степенно сияли новогодними игрушками. Басовитый гудок белого теплохода вынесло из-за нового здания речного вокзала; эхо растянуло его над Обью, налепило на сосны на противоположном берегу, прятавших Городок, в котором когда-то была летняя резиденция принца Таяна и его принцессы.
Валентина прочитала письмо, и опечалилась, раздумывая.
– Ты поверил этой брехушке? Надо так на себя наговорить. …Что молчишь?
– Что говорить? Открыла кран…
– Полусонная была. Перепутала! А ты что подумал? Расстроенная. Так и ничего не сказала тебе? Что? …То. Опухоль нашли у неё.
– Опухоль? Рак? …Сказала, что беременна.
– Нужна операция. Деньги большие стоит. …Много. Не захотела тебя напрягать. Написала на себя вздор, решила, что ты поверишь. В гостинице работала в буфете. Бросила учёбу. Откуда у её родителей деньги? …Поедем, поговорим с Юлькой. Она скажет, куда уехала Оля.
– Я машину продам. Сколько стоит операция?
– Пять тысяч у.е. У нас не делают подобных операций, нужно ехать в Германию. Запустила свою болячку. Поздняя стадия, вот и не берутся здесь… Надежды на успех нет…
– Где взять деньги? Где? – не слушал Андрей миленькую спутницу. – Вот глупая, зачем сбежала? Разве так делают? …«Рыбки» помогут! – …воскликнул Листовский. – Только бы её найти.