— Да, тебе хорошо. У тебя всё ясно, — тяжело вздохнул Павел. — А у меня сплошные проблемы.
— Что случилось? — только сейчас ученый обратил внимание на то, что журналист явился к нему в халате.
— Не хотел тебе говорить, но придется. Я, кажется, нуждаюсь в помощи психиатра.
— Да? — Валерий широко раскрыл глаза, и в них отразилась тревога за товарища.
— Ты знаешь, в последнее время мне стала мерещиться разная галиматья. Полчаса назад со мной в моей квартире разговаривал кактус, а чуть раньше я накормил графа Монте-Кристо ужином. Он вылез из телевизора.
— О-О, это, конечно, серьезно, — обеспокоено согласился Валерий, и лицо его сделалось настороженным. — Расскажи поподробнее, как это произошло.
И Павел поведал ему с мельчайшими подробностями обо всем, что случилось.
— …А когда я уходил, он мне наказал вернуться до десяти часов, — вспомнил он в конце повествования.
— Так-так, — задумчиво проговорил ученый, встал из-за стола, походил по комнате, что-то соображая, и, осененный идеей, предложил: — А ты знаешь, это легко проверить. Пошли к тебе и убедимся — говорит твой кактус или не говорит.
Когда друзья вошли в прихожую, из гостиной доносились свист, отдельные непонятные крики, гул многоголосой возмущенной толпы, но весь этот шум явно производился телевизором, и Валерий даже определил, что показывают футбол. Он внимательно прислушался и тихо прошептал:
— Так это же телевизор.
Но тут из комнаты донесся хриплый и совершенно не телевизионный голос:
— Гол! Давай гол. Дубина зеленая, куда бьешь? Мазило двуногое.
Брови ученого изумленно приподнялись кверху, такого наглого голоса в квартире друга ему слышать не приходилось. Он осторожно краешком глаза заглянул за косяк двери, но тот, кто орал в комнате, тотчас же его заметил и довольно бесцеремонно гаркнул:
— Ну, чего косишь из-за угла? Воровать, что ли, надумал? Так я с тобой мигом разделаюсь, своих не узнаешь.
— Это я с Валерием пришел, — видя, что их разоблачили, признался Павел и шагнул в комнату.
Вслед за ним вошел и гость.
— А где ваше «здрасте»? — осуждающе спросил тот же голос и скорбно добавил: — Вот оно, современное воспитание.
От такой встречи гость слегка растерялся и попытался оправдаться:
— Простите, я как-то не привык с кактусами здороваться.
— Теперь привыкай, — бросил тот из горшка и, глядя в телевизор, неожиданно заорал: — Шляпа, лови! Чего зеваешь? Судью на мыло!
Павел сел на диван и развел руками:
— Вот видишь, как орет. Оглушит в два счета. Как ты думаешь, слуховая галлюцинация одновременно у двоих бывает?
— В необычных условиях — да. Но у всех разная. А мы с тобой наблюдаем одно и то же явление и слышим одни и те же слова. Давай подойдем к факту трезво. Если в мире бывают говорящие вороны, попугаи, почему бы не быть говорящему растению? В Австралии один гусь произносил целые фразы вроде: «Что-то Мартина долго нет» или «Кажется, дождь собирается, пора белье снимать». Безусловно, Природа умнеет век от века, и нам с тобой остается признать, что мы столкнулись с ее новым уникальным проявлением — говорящим растением, единственным в своем роде.
— Попробовали бы вы еще меня не признать, — хмыкнула колючка из горшка. — Я такой один на всем белом свете. Но журналистов и операторов с кинокамерой прошу ко мне не водить, я вам не кинозвезда. И вообще — обо мне никому не распространяйтесь, а то сопрут еще, а я привык к этому окну и другого не потерплю.
Валерий осмелился приблизиться к растению и взглянул на диковинку поближе.
С минуту кактус терпеливо смотрел в телевизор, делая вид, что не замечает, как его разглядывают, потом скосил темно-зеленый глаз кверху, на задумчивое лицо ученого и с гордостью спросил:
— Ну, как? Хорош?
— Да, конечно. Вроде бы всё самое обычное. Только вот глаза, нос, рот. Интересно — и мозги у тебя есть?
— Но-но насчет мозгов, — пригрозил сердито кактус. — А то вздумается сдури ножичком меня ковырнуть. Раз говорю — значит есть. Но об этом хватит. Мешаете вы мне футбол смотреть. Шли бы на кухню и болтали там, сколько угодно.
— Хорошо, больше мешать не будем. Пошли, Павел.
Друзья, невежливо выдворенные на кухню, устроились за маленьким столиком. Журналист в присутствии друга пришел в норму, поверив, что с психикой у него всё нормально, и происходящее следует воспринимать так, как воспринимает всё новое в этом огромном мире ребенок, то есть принимать как должное, без этой умопомрачительной недоверчивости и недопонимания, доводящего до психиатрической больницы.