Но теперь-то уже, видимо, мастер? Надо все же как-то его взбодрить.
— Вдруг буквально ангельский голос сверху: «Здравствуйте!» Поднял глаза... Ангел. В небесах парит. «Мы приехали уже. Вам еще долго?»
Новый всхлип! Ну буквально расклеился мой друг.
— Сначала даже не верилось нам, что нашли свое счастье!
Да — счастье в таких местах редко находят. Просто не знаю, как выкручиваться нам со сценарием: могила прямо лейтмотивом идет. Как это вяжется с обещанной рабочей темой — не представляю...
— Ну, церемония, значит... Вожди вокруг стоят... — продолжил он свою могильную сагу.
— Какие вожди?! — рявкнул я, уже не выдерживая.
— Каганович, Молотов, Ворошилов.
Не иначе как из-под земли их вытащили.
— А она глядит на меня.
На вождей, видимо, уже нагляделась.
— А я вот тут стою... весь в грязи.
Вкус у нее, конечно, весьма изысканный.
— Кузьмин, что характерно, едва кивнул.
Ну, что с него возьмешь? Простой человек.
— Там окружение вокруг нее...
Дзержинский, видимо.
— А она — вдруг ко мне!
Снова всхлипнул. Такой плаксивости, честно, от него не ожидал.
— На поминки пригласила меня.
Отличная ситуация для влюбленных.
— «Да я хоть переоденусь...» — бормочу. Вахлак был! Приучила к интеллигентности. Отучила меня нейлоновые рубашки носить. Объяснила, кто носит их.
— Кто?
— Покойники!
С этой темы нам никак не сойти.
— А теперь, значит, сюда возвращаюсь, откуда взяла. Тут мое место!
— Но ты же горняк! — может, хоть это сгодится.
— Горняк везде горняк! — гордо ответил. Хотя где здесь его рабочую гордость применить — я не понял. — И жизнь тут не только кончается... но и зарождается! — философски изрек.
Голова кругом пошла!
— Ты хочешь сказать... тут и привлекательные попадаются?
— Мы и непривлекательных привлекаем, — прохрипел он. Что, интересно, он имеет в виду?
Первая непривлекательная (да еще какая!) явилась вскоре: сидела в домике у ограды, в купах сирени. На стене сияли графики, чертежи. В углу стояла коса, висел саван — все как положено. Хозяйка была иссиня-бледной, словно только из-под земли. При этом явно считала себя красавицей — глазки ее сверкали победно. Острый изогнутый нос ее почти смыкался... чуть было не сказал: с землей. Нет — с подбородком. В оставшуюся щель едва мог влезть бутерброд, что он и делал.
— А, явилша! — с набитым ртом прошепелявила она. Глазки ее ликовали. — Жачем?
— Сама знаешь — зачем! — смело, как настоящий богатырь, ей Пека ответил. Что-то в их интонациях подсказало мне, что если и расставались они, то не на долгие годы. Похоже — он потихоньку тут рыл, обеспечивал экономический тыл.
— Ну, — глазки ее еще ярче загорелись, — поглядим! Не утратил ли ишшо... свое мастерство.
С каким-то двойным смыслом это сказала — но Пека один только смысл взял.
— Мастерство не пропьешь!
— Да я вижу уж.
Что она, интересно, увидела?
— А это кто? — Костлявым пальцем она ткнула в меня.
— Это со мной.
Спасибо, Пека!
— Рада, — проговорила она, хотя взор ее злобой дышал.
Я поклонился до земли.
— Пусть он выйдет! — хищно проговорила она.
— Это мой друг.
По-моему, он уж чрезмерно настаивал на моем присутствии. Я бы пошел.
— Ну что? — облизываясь, она оглядела Пеку. — Пойдем хозяйство смотреть?
Вышли... Да. Не такой уж манящий пейзаж. Но Пека, как производственник, свои прелести тут нашел.
— Видишь, все тип-топ, подготовлено! — повел рукой он. Командир производства везде себя найдет. С надеждой я на экскаватор поглядывал, но Пека мои мысли пресек. — Это так, внешние работы. На кладбищах типа люкс могила только ручной работы признается.
И тут у него четкая производственная шкала.
— Вот ваш дворец, — указала на вагончик. Подняться по железной лесенке у меня уже не было сил. Рабочая гордость, надеюсь, постепенно придет. А пока ее пусть Пека демонстрирует. Сел на канаву... Они вышли из вагончика через час.
— Порядок! — лихо Пека мне доложил. — Шесть могил роем, седьмая — моя. В смысле, наша, — щедро поделился.
— Зачем?
— Так продадим! — произнес Пека.
Вот такое кино.
— Только вот насчет тебя она сомневается, — тут же огорошил. — Говорит: не наш человек.
Как это меня распознают с ходу? Даже на кладбище не свой!
— Но она ж сказала мне: «рада».
— Это имя ее. Ну... — Пека даже с какой-то радостью на руки поплевал, видимо, давно не работал. И лопаты наши вонзились в землю! Правда, вонзилась в основном его.