— Взрывной карьер! — пояснил гордо Никита. По гордости в его голосе я смекнул, что дамы, к которым мы летим, имеют непосредственное отношение к взрывному делу, — и он это подтвердил. Это радовало. Местность становилась все более зловещей... что, видимо, говорило о том, что работа-то идет как раз успешно. Вот мелькнул экскаватор, сгребающий ковшом камни и с грохотом ссыпающий их в самосвал, точно в такой, на каком мы ехали. И в кабинах экскаватора и самосвала были женщины. Увидев нас, экскаваторша захохотала, перекрывая грохот:
— Эй, Самсонна! Не души их — нам оставь!
Что, интересно, она имела в виду? Вспомнилась почему-то «Одиссея» — встреча отважного путешественника с жуткими монстрами.
Наконец мы тормознули у крутого обрыва. На краю его, над нами, тянулся барак. Вдруг оттуда посыпался грохот, и я испуганно прикрыл темя руками.
— Это дискотека у них, — застенчиво пояснил Никита.
Коля-Толя нас встретил, как падишах.
— Что за бардак в форме одежды? Оденься адекватно. Все! Гуляем по-жесткому!
Что это значит — я вскоре начал понимать.
Сначала камнебойщицы не могли успокоиться после жаркой работы, перекрывая грохот музыки, выясняли отношения.
— Если ты еще так поставишь заряд (видимо, бригадирша?), я тебе его засуну знаешь куда?
— А чего ж мужиков тут нет?! — я тоскливо озирался.
— Согласно законам амазонок — убивают их после... использования, — интеллигентно объяснил Игорек.
— Понятно...
После совместного распития спиртных напитков отношения несколько потеплели.
— Городски-и-и цви-ты! Город-скии-и цвиты! — неожиданно тонкими голосами запели хозяйки.
Я пытался вспомнить, где совсем недавно слышал эту песню. И вспомнил: ее пела мать Коли-Толи, бедная женщина, на какое-то время спасшая нас от лишений на канале Грибоедова. Как недавно, а кажется — как давно. Навернулись слезы. Здесь, где не было ни города, ни цветов, песня эта звучала особенно жалостливо. Никита наматывал слезы на кулак. На самом деле он только и мечтал о сближении с народом, поэтому и держался порой так испуганно-горделиво, и вот наконец сближение с народом произошло — и, что удачно, с женской его частью.
— Ладно... Пошли! — утирая слезы огромным кулаком, аж сама бригадирша сгребла Никиту.
С песней «Городски-и цви-ты, городски-и цви-ты!» они удалились. Причем Никита пел тенором, а она — басом. Один глаз ее был завязан... Циклопша! Мы переглянулись: кто следующий? К счастью, нам быстро удалось напиться до полной недееспособности и заснуть прямо под грохот музыки... Проснулись мы, пожалуй, от тишины. Среди нас не хватало лишь одного. Я вывел орлов проветриться. Было хмуро и зябко.
— Надо спасать нашего Одиссея. И валить, — сказал я. — Кто пойдет?
— Я-а! — Коля-Толя сказал, зевая и потягиваясь, явно собираясь там заснуть и сделать нас пленниками навеки.
— Я пойду, — произнес я.
— Молодец, — отвесил мне Коля-Толя комплимент. — А то я уже сбросил тебя со счетов!
— Как бы я тебя откуда не сбросил!
— О... гляди!
Никиту мы неожиданно обнаружили тут — он стоял над самым обрывом, в шортах и ватнике, и крупно дрожал. Увидев нас, он обрадовался и как-то испугался.
— Она стихи мне читала... свои! — произнес он почему-то шепотом. Пришлось мне натянуть на себя маску циника, резко заявив, что от стихов одни неприятности. Никита вздохнул.
— Уходим? — полувопросительно приказал я.
— Она говорит, — неуверенно произнес Никита, — что скоро еще змеевщицы должны подойти. Клуб-то один у них! — добавил он как бы в оправданье, хотя оправдывал непонятно кого.
— ...Кто? — почему-то шепотом спросил Игорек.
— Змеевщицы, — глухо ответил Никита. — Доильщицы змей. Из соседнего змеесовхоза. Змеесовхоз развалился... так что сил много у них.
Это настораживало.
— Еще зверовщицы подойдут...
— Все! Валим! — Я сделал первый шаг.
— А твоя баба там... как? — хватаясь за Колю-Толю, как за камень спасения (оборот правильный), Никита с надеждой кивнул на барак.
— Моя баба — это которая с кляпом во рту! А эти — слишком много трендят! — сурово произнес Коля-Толя.
— Ну... тогда пошли. — Никита сломался.
Поднимался бледный рассвет. Пейзаж вокруг был такой, словно наши ударницы-камнебойщицы добрались до Луны. Завораживали время от времени встречающиеся таблички: «Внимание! Вы находитесь в зоне взрывных работ. Три продолжительных гудка — взрыв. Четвертый гудок — отмена взрыва». У одной из табличек нас накрыл унылый гудок... Достаточно ли он продолжительный?.. Достаточно. Достаточно продолжительная пауза — и второй гудок... тоже достаточно продолжительный.