— Я производственник, — мрачно Пека сказал.
— Ну и что?! — Я продолжал призывать к свободе.
— Ну и все.
А это уже, вроде, кабак. Не иначе, какой-нибудь формалист-архитектор из ссыльных душу отвел. Конструктивизм полный. Круглый зал. Эхо отражается многократно — звуков не разобрать.
— Вот она, наша «шайба», — Пека сказал.
— Пиотр Витарьич! Рюбезный! Си другом пришри! — лунообразная личность сладко щурила узкие глазки. Что за акцент? Я и русский с трудом различал в этом гаме — только мат.
Провел к окошку нас, усадил. Перешел на китайский... Или это все же русский?
— В общем, он спрашивает, — Пека перевел, — му-му или гав-гав? Гав-гав — собака, значит. Му-му — корова. Так что?
Я пытался было возразить, что Муму, по-моему, тоже собака, но Пека лишь последнее слово услыхал.
— Собака? Правильно! Ну и литр.
Задурел я еще до литра — от гама одного. Собаку пока отлавливали. Вокруг стал собираться народ.
— Что с нами опять делают, начальник? — подошел представитель «ото всех», аккуратно причесанный, даже в галстуке: в толпе выделялся.
— С тобой, Опилкин, отдельно поговорим. Не видишь — я с человеком занят.
То есть со мной. Противопоставил меня народу. Мол, не о чем мне с вами гутарить — все так будет, как я скажу. Не слишком уютно я чувствовал себя в шкуре высокого гостя — потела она. Чесалась!
— Надежный мужик, — отрекомендовал его Пека, когда тот отошел. — Наряды рисует так... залюбуешься. Что твой Айвазовский!
Надо думать, он рабочие наряды имел в виду.
А Пека уже о другом говорил, будто о более важном:
— Уйгуры заправляют в этом кабаке. Китайцы. Но мусульмане. Самые головорезы. Голову чикнут — и не моргнут!
Ну ясно: в плохое место Пека не поведет.
— Всегда личную гвардию императора набирали из уйгур!
Да, важная тема.
— Ну, чё делаем, мастер? — Другой, уже менее элегантный, представитель народа подошел.
— А это, — Пека прямо при нем сказал, — пират в собственном коллективе. Ну что, — повернулся к нему — ...чешется? Так сейчас почешу!
Отошел к ним.
— ...Ну и кто вам это сказал? Димуля? — доносился его басок. — Димулю расстреляю лично. Всё!
— Да... хорошо ты пообщался с народом, — не выдержал я, когда мы вышли.
— Я не оратор. Производственник, — произнес он так, что сразу стало ясно, что важней.
— То есть будешь все делать как надо?
— А кто, коли не я? Пешки назад не ходят!
Зачем-то обогнув комбинат, подошли к дымящейся глади. Ад. По берегам поднимались черные насыпи, тоже дымящиеся.
— Гнилой конец? — озарило меня. Будем гулять?
Но настроение было другое.
— Мальцом еще с корешами бегал тут, — вздохнул Пека, ныряя в воспоминания. — Отдыхали тут раньше. У водоема. — Мечтательно вздохнул. — Раз за ту вон сопку зашли. Там березки были насажены. Глядим — здоровая баба, голая, вагонетчица с шахты, на березку налегла, согнула, а сзади мужичонка охаживает ее. Маленький, но... Березка скрипит, гнется!
Да. Щемяще!
— А баба та: «За титьки держи! За титьки!» И тут же мильтон пьяный стоит, корит ее.
Картина кисти передвижника «Отдых шахтеров».
— ...«И не стыдно тебе, Егоровна», — мильтон икает. Ну, баба, закончив свои дела, наконец слезает... с березки, подходит к нему. И мощной рукой вагонетчицы накатывает по лицу! То есть он оказывается морально не прав. Фуражка по ветру покатилась. А она поплыла, как лебедушка... — Пека сладко вздохнул. Понимаю, что перед подвигом он хочет припасть к истокам, набраться народной мощи.
— И батю тут помню... — Он слезливо огляделся.
Куда ж без бати?
— Народ весь на отдых расположился... А батю как раз в канавщики перевели. И вдруг на обрыве терриконника — как Медный всадник — батя на мотоцикле! В трусах.
Это уже как-то успокаивает.
— «О!» — все батю увидели. Где он — там кино!
Надеюсь — и на сына это распространяется?
— Оглядел всех с высоты... И — газ! И на мотоцикле с обрыва! Вот так вот... Огромные пузыри. Все вокруг на ноги повскакали — как, что? Томительная пауза... Потом батя вынырнул, чубом мотнул. Не спеша выкарабкался на берег. Оглядел всех: «Кто-то, может быть, что-то против имеет?» Глаз тяжелый, мутный у него, никто не выдерживал! Скатал прилипшие трусы. Ну — прибор до колена. Выжал их не спеша. Не спеша натянул. Удалился. А мотоцикл только через неделю нашли.
Да-а, кино... Но для студии оно вряд ли пойдет.
— ...Помню, как батя все кулаком бацал: «Мы не р-рабы!»... Знаешь, как называют меня тут? — внезапно спросил. — ...Подземный Чкалов!