Между тем прибывали лимузины. На тайную маевку это как-то мало было похоже.
— А кто... — я огляделся, — режиссер всего этого.
— А кого они еще могут найти за такие мизерные деньги? — Он горько рассмеялся. — Но ты, надеюсь, в такую минуту не бросишь меня?
Подъехал очередной лимузин, и из него вышли (вот этих знаю!) мама-балерина и с ней под ручку свежий ее муж, министр экономики Швец... он же Пекин патрон. Ясное дело, зачем партия ему! Чтобы в случае повышения цен (уже начинается) объяснять всем: «Так надо!»
— Мы пойдем на все, — сказал Гуня бесстрашно, — но мы выберем здесь именно нашего представителя в Верховный Совет!
И я даже знаю — кого. Слегка перефразируя знаменитого вождя, хочется воскликнуть вслед за ним: «Страстно далеки они от народа!»
Гуня вдруг мне шепнул жарко:
— Кстати, мама взглядов его абсолютно не разделяет!
По разные стороны баррикад в одной постели.
Однако когда Швец подошел, Гуня отрекомендовал меня лихо:
— Этот одной ногой уже наш!
Швец поглядел сквозь пенсне почему-то неодобрительно. Мама, глянула более благосклонно. Захотела не примой-балериной стать, а женой депутатской. А в «золотых рыбках» — Гуня и я!
— Но ты меня не бросишь, надеюсь? — шепнул Гуня, когда они прошли.
Да-а, однажды по его просьбе одному министру я написал. Потом долго каялся!
— Ты знаешь ведь — все воруют! — Гуня шепнул мне, только они прошли.
— Не может быть.
— Но здесь будет не так!! — вдруг рявкнул он. Я даже отшатнулся. Ну нет так нет.
— Вот! — Я выставил Пеку вперед, последнюю нашу моральную опору, как мне казалось на тот момент.
Гуня почему-то не обрадовался.
— Ну, пусть побудет, — вяло произнес он.
Мол, позволим ему хотя бы в щелочку глянуть на сияющее царство справедливости и добра!
— Отечеству послужить не хочешь? — Это он для Пеки повторил, но уже как-то вяло. Пека в ответ лишь зубами заскрипел. Чувствуется — разные у них представления о добре!
— Вывеска где... Института профтехзаболеваний? — выдал Пека свой злобный характер. В такой момент!
— Все! Я помчался! — тактично «не расслышав» Пекиной бестактности, Гуня ускакал. Таким образом, вопрос Пеки как бы в меня попал. Но что я мог ему ответить? Что профтехзаболевания у этих уже не те? Или что лечатся они в другом месте?
— Ну пошли посмотрим! — грозно Пека произнес.
Конец съезду?
— К-куда?! — Санчо вдруг именно Пеку ухватил. Чутье охранника!
— Со мной, — пояснил я.
— А ты кто?
Да — это уже не кино. Быстро тут духовные ценности меняются!
— Санчо, что там? — крикнули сверху (голос удивительно на Гунин похож).
— Да прутся тут разные.
— Рубай их!
— Ну рубай! — раздвинул Пека рубашку. Явилась татуировка на его груди — колесо с крылышками.
— Наш человек! — радостно вскричал Санчо. — Ладно. Мирно иди себе.
Мы сошли на пляж, улеглись на гальку... Солнце припекает уже! Какой длинный день. Отдохнем? Как же!
— Ты хочешь, чтобы мы наказали тебя?
Подняли головы. Два джигита, рыжий и черный, стояли у пляжа. Пожилой однорукий мужик таскал единственной своей рукой, закинув на спину, топчаны — и два с грохотом уронил.
— Э, э! — Пека подскочил к горцам. — Может, самим потаскать?
— Не учи нас! Это наш пляж!
— А может, маленько поучить? — Пека вытащил из штанов ремень с бляхой, на руку намотал.
— Что ж... давай поучимся, — рыжий выдвинул из ножен кинжал.
Все, сейчас кровь прольется! У джигитов, раз уж вынул оружие, стыдно необагренным его опускать.
— Прекратите! Мы делегаты! — я завопил. Стыдно, но зато громко.
И вот уже верный Санчо летит, свистя шашкой.
— Я с вами, мужики! Любо! Давай! — Крутил шашку, «разгоняя» ее, как положено в кавалерийском бою. У нас с Пекой даже слезы потекли... Впрочем, они давно уже льются, давно — какой-то едкий дым. Видимо, будущих сражений? Кинжалы, однако, спрятали джигиты... в виде исключения обычай нарушили.
— Вот так вот! Своих не бросаем! — разгоряченный Санчо шашку в ножны заткнул. Глянул на Пекин ремень — как-то они узнают друг друга по бляхам. — Кореш! В сто пятой?
— В сто четвертой специальной.
— А я в сто пятой. Сам откуда?
— С Пьяной Горы.
— Так ты казак?
Да, он заполярный казак. Они жарко обнялись. Вот и товарищи! Только я одинок.