Дополнительная нагрузка.
— Продолжай.
— Местные их «ласково» встретили — заруба страшная была! «Покорение Сибири Ермаком» — детская сказка! Но кордоны поставили, так и стоят, теперь только называются «воинские части».
— Понимаю.
— Ну, и лагеря.
Как же без этого.
— Батя мой всю войну отлетал, сбили, с концлагеря в партизаны бежал. Вернулся — ясное дело, в лагерь! В наш. В родные места, где и детство провел...
Идиллия!
— Стоп. Про батю не надо пока.
С батей его мы запутаемся окончательно.
— Про себя давай.
— Погодь! Я не родился еще...
С ним, похоже, намаешься.
— Вышел батя — лишь в кочегарку взяли его, в воинской части... Боевой летчик!
Да, это несправедливо. Записал.
— Ну, дочь командира части подкадрил, в кочегарку к нему бегала. Короче — не утратил точность стрельбы!
Да. Как обиженный он уже не проходит: сломал чистоту жанра! Так и знал, что с батей запутаемся мы.
— Командир части их выгнал. Ну, в смысле батю с работы, дочь из дому!
Да. Удачный брак. Хуже не придумаешь. И это, похоже, характерная их линия жизни.
— В таком «Шанхае» жили, за занавеской. Часть за оградой стояла. А тут вольное поселение — домики из чего было лепили. Фанера, железо ржавое — на наш климат не так чтобы грело. Батя валенки валял. Ну — тут и я подоспел... валенок незапланированный. Жильцы в основном — из лагеря вышедшие, которым на Большую землю разрешения не было.
— Политические?
— Не. «Деловые» больше.
...Хорошая политическая тема ушла!
— Ну мы, пацаны, всюду бегали, не удержишь, и чем-то Пьяная Гора нас влекла. Чукчи ее священной считали, всяческие легенды имели, шаманы плясали возле нее, как-то одурманивала она их. А мы норы в ней рыли, играли в партизан. И обвалилось однажды! Друганы мои с ходу вырубились, ноги наружу — вскоре вытащили их. А я рыл, рыл, куда-то прорыться хотел... до сих пор, кстати, этим занимаюсь... Обвал. Тьма. Все!
Хорошее начало фильма.
— И вдруг — свет, голоса... как в раю!
— Какой рай? Ты же пионер был.
— Какой, на хер, пионер! Шпана... как мой батя в детстве.
Верной дорогой идем!
— Открываю глаза — стоит мужик. Улыбается. Потом узнал — новый секретарь крайкома Кузьмин! Лично поисковую группу возглавил — спас, можно сказать. Взял мою руку, пульс потрогал. Говорит: жив пацан. Потом пальцы мои к глазам поднес. Под ногтями, ясное дело, грязь. Смотрит пристально. И вдруг — слова те мне навек запомнились: «Э-э-э! Да ты у нас Колумб!» (Такие слова трудно не запомнить.) «Новую землю открыл! Под ногтями у тебя — целое богатство!»
Я невольно глянул на Пекины ногти: богатство на месте!
— Не преувеличиваешь? — я спросил осторожно.
— Прям! Чтобы тебя порадовать, себя закопал!
— Ну дальше.
— Ну и пошли рудники...
Я потряс головой.
— С твоих ногтей, что ли?
— Ну.
Я вздохнул. Неплохо бы сейчас прогуляться, образумиться... Потом вспомнил, где мы сейчас. Как-то отвлекся от этого.
— Дальше давай.
— Батю канавщиком взяли на рудник. Самая вредная работа! Канавы чистить, по которым все отходы производства идут! Ну — без образования.
— А ты? — вырвалось у меня.
— Обо мне речь впереди, — произнес он неторопливо.
Неужели мы так надолго тут?
— Край наш резко в гору пошел.
Складно. Теперь понимаю, почему Ежов его во ВГИК взял.
— Замечательно, — выговорил я.
— Да хер ли замечательного?! — вдруг резко тональность сменил. — «Всем ордена да медали — а мне опять ничего не дали!» Кузьмин — Герой Соцтруда!
— Но тебе ж какой орден? Сколько тогда было лет?
— Да к моменту, когда гремело уже все, семнадцать было! И — ничего!
«Похоже, грохнулся эпос! — понял я. — Значит, судьба у тебя такая! — Это про Пеку. — И у меня тоже, похоже!» — пронзила страшная мысль.
Но все же взял себя в руки.
— Дальше давай.
— Понял, что ловить нечего. В армию пошел.
Из огня да в полымя?
— Стоп. Армию нам, кажется, не заказывали.
Но его не остановить.
— Батя служил — а я хуже?
— Но то война была.
— И нам осталось!
Про войну он пусть с кем-то другим. Я обессилел.
— Ну, рудник у нас военного значения. Броня — в армию не берут. Но я добился!
«Ты бы чего-нибудь хорошего добился!» — мелькнуло у меня.
— Батя старые связи поднял.
Да, добрый батя!
— В самый опасный отряд!
— Партизаны? — предположил я.
— Вроде того! — Пека кивнул.