— В мирное время?
— Да.
Надо бы передохнуть. Куда мчимся? У меня же был стройный план. Кто сценариев про рабочий класс не писал? Стройка, трудности, преодоление, апофеоз. А мы где? В партизанах?
— Нормально служил. Только дома дела...
— Батя?
— Ну! Добыча металла, — с ударением на «о», — непростой, вообще, процесс. Руду рвут, выгребают, катят на комбинат. Там ее дробят, прокатывают между мелкими чугунными шариками. Затем флотация — в большой бочке: заливают руду кислотой, и крошки металла поднимаются пеной. Такая вот драгоценная пена. Затем ртутью заливают ее. Ртуть вбирает золото. И выходят такие невзрачные бляшки. Их и берут.
— Куда?
— Ну, выносят! Надо же как-то выживать?
То есть батя и канавщиком не ударил в грязь лицом.
— Но ртуть вроде вредна? — поинтересовался на всякий случай.
— А кто сказал, что будет легко?
Видимо, я так считал.
— А ты как хотел? — Пека грозно навис надо мной, как коршун!
— Я? Никак.
— Плавят эти бляшки дома, на сковороде...
Не читал такого в поваренной книге.
— Золото на сковороде остается, пары ртути — в тебе. Мать приходит с парткома — батя зеленый весь. Мать к телефону — батя вырывает шнур! Тут — или смерть, или тюряга. Вызвала «скорую»... Батя потом ей всю жизнь не простил! Ну, сел. Попал на уран.
— Пьяная Гора?
— Угадал!
Умеют устраиваться.
— Но перед приездом милиции — ясное дело, раньше «скорой» поспела — батя бляшки те, недоплавленные, успел сунуть мне. Я как раз со школы пришел. «Держи, сынок!»
Да. Завидное наследство.
— С собой здесь!
Я вздрогнул. Он полез за пазуху, вытащил кулек, с грохотом высыпал на пол тусклые бляшки.
— Думал: может, тут сунуть кому придется... Ну, в плане поступления...
Что ж не сунул-то? Приходится мне отдуваться! Хотя вряд ли бы у кого-то подношение это вызвало восторг. Вид у этих сокровищ невзрачный. Способ приготовления — смертельный.
— Вот! — придвинул ко мне одну, самую поганенькую. — Сделаешь все нормально — возьмешь...
...билет на тот свет.
— Спасибо, — мужественно произнес я. — Дальше рассказывай.
Пека, подумав, завернул драгоценности, в том числе и мой будущий гонорар, спрятал.
— Ну, так... Мать виделась с ним. Ну и я, ясное дело, наезжал. «Отличник боевой и политической подготовки»! Батя гордился.
Семейство их, похоже, и в ртути выживет!
— Мамка — парторг! На том самом руднике, где батя трудился. Там не только же заключенные...
— Но и парторги.
— Идейность — это от матери у меня.
Пока не заметил.
— Ну и Кузьмин батю не забывал!
Просто какие-то гиганты, не люди!
— Скорешились они, когда Кузьмин меня мальцом еще из-под завала вытащил. «Кузьмин др-руг!» — батя повторял. Но когда мать хлопотала у Кузьмина за него — запрещал. «Все нор-рмально! Советский Союз!» Эта присказка — «Советский Союз!» — была у него вроде теперешнего «О’кей». А тут вдруг Кузьмин сам к нему: «Хошь прославиться? Всесоюзный рекорд!» А батя и на воле с «Доски почета» не слазил. И тут лучший экскаваторщик!
— Только что был канавщик?! — воскликнул я.
— Так продвинулся! Работал с душой. Ну, чтоб скорее освободиться.
— Так...
— В общем, знал Кузьмин, к кому обратиться. «Так что за рекорд от уголовников?» — батя торгуется. Соображал! Мол, по дешевке не продаемся. «А не будет никаких уголовников. Вольные люди». Все знали: слово Кузьмина — кристалл!
— Нормально, — пробормотал я.
— Что нормального-то? — впился в меня яростным взглядом. Ему не угодишь. — А знаешь, как рекорд делается?!
— Не знаю. Но охотно узнаю.
— Охотно, говоришь?
— Ну — неохотно.
— «Вариант Б»! На взрыв, на обрушение породы — с горизонта не уходить, как обычно делают, технику не отгонять — потом долго ее возвращать. И самому лишне не суетиться. Принять обвал на себя, и только очухаешься — если очухаешься! — грести с-под себя — и на вагонетки.
— Да... Заманчиво.
— Ну, зэки бате говорят: «Пошел на ...! Уродуйся сам!» — «Слушаюсь!» — батя говорит. Остался в экскаваторе. Рвануло! Только пыль осела — все бегут к нему... Он уже руду гребет!
Ну просто титан!.. «Титаны» — вроде подземные богатыри? Однажды сдуру с богами сразились. Примерно как мы с железнодорожной милицией. Чем кончилось — не помню. Но вряд ли чем-то хорошим. Вроде бы после того они «подземными» и стали — а прежде имели право жить на земле.
— Ну и?
— Ну и постепенно наладилось все! С Кузьминым закорешились лепше прежнего! Расконвоировали батю. А Кузьмин — замминистра, в Москве!