Сон
Лето, конец августа. В деревне всегда слишком много дел, чтоб проводить день в доме. Петрович (мой отец) копается на крытой веранде, разгребая какие-то кучи нужного барахла-инструмента-ящиков и прочего в поисках работы для меня. Вот-вот найдет какой-то нужный инструмент, выпишет мне поручение и я займусь работой. Слышу голос матери. Она, как всегда, громко ворчит на кухне. Видимо, мы опять что-то куда-то не туда поставили, положили, не то привезли, или вовсе забыли взять с собой. У Петровича иммунитет на это ворчание. В последнее время он стал плохо слышать. И, как мне думается, не совсем от старости, просто он выбрал не слушать постоянное недовольство супруги. У меня иммунитета нет, выхожу во двор.
Хорошо в деревне летом. Сегодня тепло. Прохладный ветерок обдувает, не дает нагреться на солнце. Пышная зелень деревьев радует глаз, привыкший к асфальтно-бетонным пейзажам. Да вообще, буйство красок! Мамин садик цветет яркими пятнами. Если смотреть дальше, то через дорогу кусочек поля созревшей пшеницы, за ним высокая трава и лес.
Стою во дворе, с удовольствием смотрю на всю эту красоту, а в голове мысль, что неплохо было бы сходить и навестить бабушку. Ее последний приют не так уж далеко отсюда. В деревне, кроме дачников и приезжающих постаревших детей, давно никто не живет. Дети приезжают редко и ни ко всем. Густая сочная трава, в человеческий рост, скрывает подступы к забытым хатам. А хаты с каждым годом ветшают и будто закапываются в землю. Где-то видны только чердачные окошки и крыши. Летом заброшенность не выглядит печально. Летом она красиво зеленая.
А небо там какое… Ух, по особенному яркое, чистое. Иногда этот голубой холст расчерчен белыми следами-линиями самолетов. О, блин, так вон же, смотри – летят! Обычно их не видно. Слышен только гул где-то высоко и линии потом остаются. А тут. Да не один, а целых два! Низко как... И явно пролетят над нашим домом. Кричу отцу, чтоб шел да посмотрел. Все любят смотреть на пролетающие самолеты, а Петрович еще должен быть в курсе всех дел, творящихся над его хатой. Это важно. Отец выскакивает из дома, комкая какую-то грязную тряпку в руках:
-Где? Что?- активно вертит головой.
- Да, вон смотри туда, - указываю в сторону озера, за дом.
И мы с ним, как завороженные, встречаем взглядом летящих «птиц», размеры которых быстро растут по мере приближения.
- Ого, скорость какая и так низко…- не закрывается мой рот.
И судя по траектории, эти «птицы» пролетят точно над нами. Но почему так низко? Нервно передергиваю плечами. Краем глаза поглядываю на Петровича. Тот тщательно вытирает тряпкой руки, «думающее» смотрит в небо.
- Они не летят, …лять. Они, кажись, падают!
Как падают? Зачем падают? На нас падают? Не надо падать! Это не по плану! Кто разрешил? Накатывающий ужас расширяет зрачки. Мысли табуном скачут в тесной черепной коробке. Я, конечно, никогда не видела, как падает самолет, но на кой черт сегодня и так? Однако, никто не собирается отменять надвигающуюся трагедию. Остаются секунды. И есть что-то странное в этих самолетах. Потому что и на самолеты они не похожи…
Петрович зачем-то кричит: «Ложись!» И мы синхронно падаем на землю, головой к эпицентру предполагаемого взрыва. Горячая волна воздуха обдает наши спины, завертев мелкий мусор вокруг. И да, слава Петровичу, никакой шиферный лист с крыши не оторвало и не накрыло нас. Да какой к черту шифер? Мы лежим на земле с отцом и смотрим в сторону пшеничного поля, куда по сути должны рухнуть самолеты. Ужас, замешенный на любопытстве и не понимании – он такой… Заставляет смотреть во все глаза на происходящее. Ну, или мы с Петровичем, слегка не правильные.
Две секунды. И вместо взрыва происходит следующее. Первый самолет, не сбавляя скорости, садится на пшеничное поле. По сути если не разбился, то должен был пропахать это поле по самое не могу… Нет. Странная конструкция, которую и представляет собой самолет, выкидывает жатку и начинает, как саранча «поедать» пшеницу. По габаритам «залетный гость» не такой уж и большой. Напоминает мини-комбайн, так как состоит из металлического корпуса, пластин, механизмов, решетчатых отсеков и других непонятных железяк, сваренных и собранных воедино каким-то сумасшедшим конструктором. Всё это вертится, крутится, жужжит и не разваливается, более того, работает как по маслу. Колес у этой железной коробки я не вижу. Вижу только как с немыслимой скоростью, выбрасывая вперед ножи-резцы, заминает и поглощает железными штуковинами пшеницу. Машина так резво вгрызается в поле, что только «перья» летят во все стороны. Две минуты и нет больше пшеницы. Вторая «птица», также, с разбегу, приземлилась чуть дальше в бурьян травы, подступающей к лесу. Эта машина была больших габаритов, и выглядела также странно, как и первая, прям, какой-то «механический Франкенштейн». Две минуты и огромный кусок высоченной травы, вперемешку с кустами и порослью деревьев, был уложен ровными рядками. Зачистка продолжается.