Вздрогнув, чтобы очистить голову, я сосредотачиваюсь на контроле сцены здесь и сейчас, отталкивая её назад. Пунцовые лужи сокращаются, и вскоре кровь слабо пульсируя возвращается в тела, как если бы они были человеческими губками, поглощающими жизнь. Я подавлю рвотный рефлекс и продолжаю перематывать. Мы приближаемся к нападению. Тела дергаются в тошнотворных судорогах, и я знаю, что вижу момент их смерти в обратном порядке.
Вся сцена останавливается, и я в шоке шатаюсь в сторону. Я чувствую, что кто-то сильно толкнул меня в стену. Опираясь одной рукой на — к счастью не покрытый кровью — табурет, я восстанавливаю равновесие, и, как только я собираюсь с мыслями, возобновляю перемотку сцены назад.
Но она снова останавливается.
Какого чёрта?
Я нажимаю сильнее, больше похоже на то, когда я впервые начала манипулировать видениями со Смитом. Я подготавливаюсь, ставлю ноги на ширину плеч и двигаю руками, что так хорошо работало вначале — по существу, как тренировка — и пытаюсь заставить сцену двигаться в обратном направлении.
Ничего. Это похоже на попытку толкнуть небоскреб голыми руками. Сцена просто не перематывается.
— Черт возьми! — кричу я на видение. Мне от этого легче, но выглядит не больше чем жалкая попытка. Я продолжаю пытаться переместить сцену, потому что я не знаю, что ещё можно сделать, но она так же эффективна, как биться головой о стену, и приводит к аналогичной головной боли. Как только я сдаюсь, всё моё тело болит.
Тем не менее, я не хочу уходить. Должно быть что-то, что я могу сделать! Я опускаюсь на плюшевый ковёр и ровно дышу в течение нескольких минут, восстанавливая внимание. Момент спокойствия помогает мне сосредоточиться. Где я? Вот что я пришла сюда, чтобы понять это в первую очередь.
Ну, вот что я сказала Софи. Первым моим приоритетом было изучение личности убийцы. Но второе — выяснить местоположение дома. Я подталкиваю себя и отворачиваюсь от места резни. Хотела бы я сказать, что мне больше не придётся это видеть, но я чувствую, что до того, как мы с Софи закончим, мы увидим много крови.
Моя рука скользит по гладким перилам, когда я пробираюсь вниз к входной двери. По крайней мере, я должна попробовать узнать адрес. Я колеблюсь, когда моя рука оказывается на ручке. Мой инстинкт заключается в том, что я не могу повлиять на физический мир из видения.
Забавно, как одна из ранней лжи Смита так глубоко погрузилась в мой разум. Это был один из первых уроков, который он мне преподал… и первая обнаруженная мной ложь. Способ манипулировать мной и не дать мне узнать, кем он был на самом деле, от достижения моего истинного потенциала. Мои силы уничтожили его. Таким образом, с определенным удовлетворением я поворачиваю дверную ручку из латуни и открываю тяжёлую стеклянную дверь без каких-либо особых усилий.
Холодно. Я чувствую температуру воздуха видениях, хотя она не такая экстремальная, как на самом деле на улице в Оклахоме. Это… информационно: эта сцена горячая, эта сцена холодная. На моих руках гусиная кожа, и мой первый вздох уличного воздуха бодрит, я не дрожу, когда поворачиваюсь и смотрю на переднюю часть дома, в поисках номера.
6486
Ну, это не так полезно, как я надеялась, но это довольно неплохой старт.
Я поворачиваюсь и поднимаю одну руку, чтобы закрыть солнце, и осматриваю двор перед собой. И это больше, чем двор. Этот дом расположен на какой-то внушительной территории, и на самом деле я не вижу других домов. Деревья без листьев обрамляют гладкую поляну снега, который, как я полагаю, покрывает травяной газон. Ступени расчищены лопатой, так же, как и путь к гаражу, но я не вижу более ничего, чтобы могло помочь мне разобраться, где я.
Звук приближения автомобиля, звучит быстрее, чем на типичной жилой улице, что привлекает моё внимание к левой стороне дома. Это раннее утро — солнце едва поднялось над восточными холмами. Начало утреннего движения, если можно говорить об утреннем движении в Колдуотере.
Несмотря на то, что самый близкий путь к звукам транспортных средств находится через незапятнанное одеяло снега, я позволила ногам нести меня по дороге в гараж. Знать о том, что я могу повлиять на физический мир и размышлять о последствиях таинственного зачищенного снега на месте преступления — делает меня, я думаю, настороженной. Я пройду долгий путь.
Оказывается, дом на самом деле находился не так далеко от дороги, но защитная полоса из осин была весьма эффективной. Я спускаюсь по длинной подъездной дороге, и моё сердце замирает, когда я понимаю, что это не дорога; это шоссе. С одной стороны, это означает, что я могу идти не более одной мили в любом направлении, найти знак указателя и точно знать, куда я должна идти. С другой стороны, это означает заимствование автомобиля моей мамы, чтобы найти дом в реальной жизни.