— Всегда? — спросила Софи обычным тоном; как люди спрашивают о вещах, которые, как они знают, вам могут не понравиться. Это тон, который даёт тебе путь к отступлению.
Я качаю головой, не принимая этот лёгкий путь, хотя она была достаточно щедра, чтобы предложить его.
— Дорожная авария. Когда мне было шесть лет.
Которая произошла из-за меня. Или в которой я приняла участие. Манипулировала. Все испортила.
— Вы, ребята, живёте со своими папами? Оракулы, я имею в виду, не ты конкретно.
Привет, случайность. Вид замешательства на моём лице, по-видимому, говорит лучше, чем слова, которые я не говорю.
— О, — говорит Софи, и смущается. — Я полагаю, что да.
— А вы нет?
— Чародейки чаще всего… женщины. Я знаю, что это звучит глупо. Я имею в виду, что все Чародейки — женщины, но, как, мы действительно не пускаем парней в нашу жизнь. Не на постоянной основе, я имею в виду, — объясняет она, затем корчит усмешку, которую я могу описать только как мерзкую. — Нам нравятся парни, не пойми меня неправильно. Мы просто не держим традиционно их рядом. Итак, вроде, я знаю имя моего отца, и, думаю, я могла бы найти его, если бы я действительно захотела, но он не является частью моей жизни. Никогда не был. Сомневаюсь, что он знает, что я существую.
— Значит, твоя мама…Чародейка тоже?
— На самом деле, нет. Это было бы полезно, потому что тогда мы могли бы разделить работу. Но Джефферсон — семья Чародеев и была из поколения в поколение, поэтому она знала, что у меня был хороший шанс, что я буду Чародейкой, как только она узнала, что родится девочка. Примерно каждая пятая девочка в нашей семье. У нас сильная кровь, — гордо говорит она.
— Ох. — Я не могу придумать ничего другого, чтобы сказать. Странно, идея иметь мать, которая даже нет сверхъестественных способностей, посвятить всю свою жизнь твоей роли, даже до твоего рождения. Хотеть отказаться от человека, которого она любила. Или, может быть, не позволить себе любить в первую очередь.
Но тогда, как изменилась бы моя жизнь, если бы мне не пришлось скрывать то, кто я такая от мамы? Или от отца, если бы он был жив. Была бы определённая свобода от необходимости скрывать такие тайны. Я обдумываю свою жизнь с Сиеррой и мамой, невзирая на то, что мы не собирались жить только с женщинами, просто так получилось. Я согласна с Софи и притворяюсь, что с Оракулами это то же самое, но говорить правду так хорошо, что она почти благородна, и я не хочу сейчас останавливаться.
— Мой папа умер, — говорю я, ещё один факт о котором говорю я, но на этот мне больно.
— Я сожалею, — тихо сказала Софи. И я слышу больше, чем жалость, к которой я привыкла; там есть настоящее сочувствие. Я знаю, не спрашивая, были ли времена в её жизни, когда она хотела, чтобы её отец был рядом. На самом деле он не может быть мёртв, но он ушёл.
— Поэтому нам нужно выяснить, где находится знак 146, — говорю я, меняя тему, когда мы приближаемся к улице, которая идёт по центру Колдуотера и соединяется с шоссе. По-видимому, мне не нужно сегодня вдаваться в подробности, что я убила своего отца, и я не могу отрицать, что я рада этому.
Конечно, мы выбираем неправильное направление и проезжаем несколько миль на восток, прежде чем мы убеждаемся, что нам следовало ехать на запад. Но есть что-то в том, что мы работаем вместе, и делает ситуацию смешной, а не стрессовой, и мы обе смеёмся, когда я тянусь к обочине дороги и разворачиваюсь.
— Ладно, — говорю я несколько минут спустя, когда мы проезжаем по центральной улице во второй раз. — Мы развернулись около знака 137, так что это будет около девяти миль, верно?
Следующие десять минут проходят в тишине. Несмотря на то, что кажется, что это будет отличное время для общения, никто из нас не чувствует такой необходимости. Возможно, мы обе мысленно готовимся к тому, чему предстоит случиться. Это не неловкая тишина. Она чувствует себя естественно, и, когда мы приближаемся, я благодарна за отсутствие бессмысленной болтовни, которая только бы оставила оскомину на зубах.
— Вон 145, — говорит Софи, когда появляется маленький зелёный знак.
— Ладно, это должно быть где-то здесь. Если мы доберемся до 146, мы заедем слишком далеко.