Ещё нет.
Как только я приближаюсь к двери моей матери, раньше чем Дафни, я опускаюсь на неё, хватаясь за руку, в которой нет ножа. Дафни вырывается и оказывается вне досягаемости и поворачивается к входной двери. Одетая только в футболку, она исчезает во дворе.
Я бегу к двери мамы и, держа руки по обе стороны, я заглядываю, чтобы убедиться, что с ней всё в порядке. Её лицо белое и испуганное, и ей удалось пересесть в инвалидное кресло.
Но она жива.
Я задерживаюсь достаточно долго, чтобы сосредоточиться на её глазах, чтобы почувствовать, что она встречает меня с этим жизнерадостным взглядом, — прежде чем говорю:
— Я люблю тебя, мама, — и поворачиваюсь, чтобы бежать за Дафни.
Глава 27
— Запри дверь, Сиерра! — Кричу я, когда я поточу — более осторожно, на этот раз — вниз по нижним ступеням. Я за какую-то долю секунды отмечаю, что кровавой лужи всё еще нет на следующей ступеньке, и я понимаю, что, по крайней мере, я что-то изменила. — Позвони копам! — добавляю я. Я не боюсь смотреть, как полиция будет волочить Дафни — я видела, как моя мама умерла в луже крови от её рук; они могут забирать её.
Но пока я не могу просто отпустить её. Как заманчиво, чтобы позволить холоду в феврале привести к завершению её ярости, я не моглы бы жить сама с собой, если бы причинила боль другому человеку. Я уже могу представить завтрашние заголовки: «Вызывающее Ужас Убийство Преследует Город Во Второй Раз За Зиму». То, о чём новости не скажут, но должны бы, и это во второй раз этой зимой, это моя вина.
Но, может быть, я смогу удержать количество тел на двух.
И поэтому я преследую Дафни по следам, что ведут в лес, замедляясь достаточно долго, чтобы найти приличную ветку, зная, что мне она понадобится. Дафни сильнее, чем десятилетняя девочка, она может быть такой — и мне интересно, что происходит в её голове и что заставляет её тело делать нечто большее, чем может быть возможным. Всё, что я видела, указывает на это, и мне не стыдно признаться, что это пугает меня. Мне нужно предположить, что такое возможно, и быть готовой к худшему.
Я вижу наполовину отломанную ветку, касаясь земли рядом с дорожкой, и я шагаю в сторону, чтобы оторвать её от ствола дерева. Ледяная кора кусает мои ладони, и холод заставляет меня напрячься — не обращая внимания на размытость в моей голове, которая не исчезла, так как я сильно ударилась ею о крыльцо. Но, когда ветка поднимается над моим плечом, как бейсбольная бита, я чувствую себя чуть-чуть безопаснее.
Следы следуют по застывшему снегу, и я следую за ними туда, где они исчезают на небольшой поляне.
Я уже видела эту поляну ранее. Здесь я должна умереть.
Я шумно дышу, когда кручусь вокруг, пытаясь взглянуть сразу во все стороны, с веткой наперевес. Снег и намёк на восход солнца делают его достаточно ярким, чтобы видеть, но всё туманно и размыто, размытое восприятие, которое играет трюки с моими глазами.
Шорох позади меня, и я кружусь, но ничего не вижу.
Животное шипение звучит в моём ухе, когда огонь разгорается в моей руке; Я отворачиваюсь, когда нож режет по воздуху, не доставая моего горла только самую малость. Я отшатываюсь назад и прикладываю руку к шее, чувствуя там влагу.
Но боли нет. Меня не задело.
Ужаснувшись, я сразу понимаю, что это должно быть брызги от раны на моей руке. Но на это нет времени. Маленькое тело Дафни на мне, и я хватаю её за руки, чувствуя, как нож ужалил меня в ладонь, прежде чем мне удаётья схватить запястья Дафни.
Затем она уже не на мне и выворачивается из моей хватки, старается убежать, прежде чем я смогу протянуть руку к её лодыжкам.
Она умна. Она знает, что я тяжелее, а она быстрее. Моя раненая рука болезненно мучительно тянется к моим ногам, пытаясь скрыть тот факт, что я ничего не вижу в течение нескольких секунд, когда моё зрение темнеет — мой ушибленный череп пытается затащить меня в бессознательность — и затем медленно тускнеет жизнь.
К счастью, моё обучение мастерству Оракула научило меня скрывать случайную слепоту.
Через несколько секунд я снова смогу увидеть, а не просто всматриваться, притворяясь. Мне всё ещё трудно принять, я в ужасе, с головы до пят, десятилетка — но я. Мой блеф спас меня, но я потеряла её снова. На снежной земле есть брызги крови, но они указывают в трёх разных направлениях и слишком много следов, чтобы следовать по тропе.
Моя правая рука бессильна, и я чувствую холод, вытекающая кровь пропитывает джинсовую куртку. Может быть, она знает, что если она продержит меня в бегах достаточно долго — просто несколько раз меня слегка порежет — я просто истеку кровью на снегу, как мистер Ричардсон. Идея о том, что десятилетний ребёнок может подумать о такой вещи, пугает, но недооценивать её — она убила мою маму.