Она еще не видела меня и вся была погружена в лавирование среди ручьев, заливавших плиты тротуара. От этого она двигалась зигзагами, извивалась, как змейка, греющаяся на солнце. И шла она стройно и легко, привычно-красиво приподняв край платья, и широкие поля ее шляпы колыхались в ритм ее мелких шагов... Вдруг она подняла голову и увидела меня -- и сразу вся как будто ослабела и замедлила шаги, словно раздумывая -- идти дальше или повернуть назад. В эту минуту она стала похожа на испуганную внезапным выстрелом птицу. Ее шаги сделались неуверенными, неровными, она уже не выбирала сухих плит и шла ко мне розовая, смущенная, слабая, готовая, казалось, каждую минуту лишиться чувств и упасть... Боже мой! Когда я вспоминаю, как я стоял посреди улицы и смотрел на нее, бессильно приближавшуюся ко мне -- мне хочется схватить свою голову руками и сжать так, что бы она треснула и раскололась надвое!..
В моей душе бушевала целая буря любви, нежности, слез, мучения. Я знал, что сейчас возьму ее руки в свои и загляну в ее глаза и буду говорить что-то нежное, красивое, сильное, или, скорей, ничего не скажу, потому что молчанием можно сказать в тысячу раз больше, чем всеми, доступными человеческому пониманию, словами... "Конечно, да!" -- звучал во мне голос любви и радости. И ее глаза, казалось покорно и радостно кричали мне на встречу: "Да! да! да!.." Она приближалась, теряя силы, которых, наконец, осталось лишь настолько, чтобы сделать последний шаг -- и отдать мне руки...
И почему я вдруг вспомнил обиду, которую она нанесла мне?.. Я почувствовал себя оскорбленным, униженным, и от горечи, поднявшейся во мне, искривились мои губы. Ведь, то была обида, которой мужчина не может забыть и простить!.. Я говорил себе: "Она отказала тебе в прошлом году -- почему же теперь должно измениться ее решение?.. Ты ошибаешься, -- она холодна и неприступна, и ей просто неприятно встретиться с тобой, и потому ее шаги так тихи и неуверенны..."
Все перевернулось и смешалось во мне... И поравнявшись с ней, с холодным, заледеневшим сердцем и строгим лицом я только снял шляпу и, почтительно поклонившись, посторонился, что бы пропустить ее мимо себя. Она чуть заметно кивнула головой, и мне показалось, что она пошатнулась и ее глаза, в глубокой тени шляпы, как будто с болью и испугом вскрикнули горячим блеском...
Но дальше она шла уже гордо выпрямившись, легко и стройно, откинув голову назад, и от ее медленно и твердо удалявшейся фигуры на меня пахнуло холодом равнодушия и неприступностью...
* * *
Целый день, до сумерек, бродил я по берегу моря с опустелой душой и застывшим сердцем. Я думал: "Вот я приехал и видел Анну. Что нового и хорошего дало мне это?.. Она вовсе не думает обо мне. Полгода она не видела меня и при встрече только кивнула головой. В первый день весны, блеска солнца и таянья снега она увидела меня и нашла достаточным только этого слабого, незначительного кивка головой... Ведь, не мог же остановить ее я, отвергнутый ею! Она должна была понимать это..." И я был глубоко обижен за этот весенний день, за солнце и тающий снег, радостное ощущение которых она погасила во мне своим коротким, ничего не говорящим кивком...
Замерзавшее зимой у берегов море уже очистилось от льда и, как не в чем ни бывало, снова сверкало и шумело, гоня к берегу мутные, зеленовато-желтые волны. Берег также оживал и наполнялся движением и шумом. Рыбаки вытаскивали на берег из своих избушек, лепившихся высоко над морем по глинистому обрыву, невода и чинили их, растягивая на мокром песке; разводили маленькие костры и плавили на них в котелках смолу, которой пропитывали сети и заливали рассохшиеся за зиму баркасы и лодки. В воздухе крепко пахло разогретой смолой, рыбой, морской солью... А море, по которому рассыпало солнце тысячи неуловимо переливавшихся одно в другое огненно-белых солнц -- плескалось, торопило и звало рыбаков в свой широкий, свежий простор, взбегало на песок, пугая и разгоняя шумную, пеструю стаю рыбачьих детей и разливалось по желтому берегу своими зелеными одеждами и белой пеной кружев, и тая в изнеможении весеннего томления...
Болела голова от солнца и крепкого морского воздуха; тело казалось развинченным и от слабости качалось на ходу... Продрогший, почти больной, вернулся я в сумерках в свою комнату и забылся на постели в тяжелой дремоте...
Кто-то осторожно тронул меня за плечо. Я проснулся и увидел над собой темный силуэт...
-- Кто здесь? -- спросил я, подняв голову, не понимая, где я и что со мной.
-- Это я, хозяйка... Тут приходила барышня... спрашивала вас...