А то и была беда. Втемяшилась Тоська ему в голову, не выбросить. Осень уж пришла, он смурной ходит. И есть не хочется, и работа нейдёт. Всё понимает Гришка, что замужем она. Да ведь как сердцу прикажешь?
А лукавый, сидя на левом плече, ещё и подначивает:
– А что тебе муж? За три года, сколь живут, даже дитя не народили. Разве ж то семья? Да по любви ли она за него старого пошла? Ему, чай, уже сорок, вдовец, а Тоське двадцать всего. Соблазнить тебе надо Тоську, а потом уж она не отвертится.
Ангел же с правого плеча укорял:
– Одумайся, Григорий! Не бери грех на душу. Что ж потом будет? Нагуляешься и бросишь, а как узнает кто? Что тогда? Народ за такое и порешить может.
– Жениться я на ней хочу! – отвечал голосу Григорий.
– А кто ж тебе даст жениться? – снова шептал Ангел, – Замужем она.
– Муж не беда, – усмехался, вступая снова в разговор, бес, – Можно и от мужа избавиться при большом желании. И от людского суда уйти. Сбежите с Тоськой с этих краёв, начнёте жизнь новую, распрекрасную. Детей народит она тебе. У её-то старика и с первой женой детей не бывало, а тепереча откуда им взяться? Неплодный он. А бабе счастья нет без детей. Соблазни Тоську!
Тяжёлые думы одолели Григория, взгляд стал хмурый, ледяной. Правду бают, глаза – зеркало души. Коли что недоброе задумал, то лишь глаза и не соврут, не умеют они врать.
Мать Григория заприметила, что неладное с сыном творится. Спрашивает, а тот лишь бурчит в ответ, да отмахивается.
Уж несколько раз караулил он Тоську то в переулке, то за деревней, в поле, то в лесу, пока ещё лето было, всё подловить пытался. Да никак ему не удавалось с ней поговорить. А как солнце на осень покатилось, да ветра подули холодные, так и поймал однажды.
Темнеет рано осенью, холода уж пришли, снежок порхал, шла Тоська от подруги домой. Тут от забора тёмная тень отделилась, да в её сторону шагнула. Испугалась поначалу Тося, потом видит – свой это, отошла, улыбнулась.
– Чего пугаешь, Гришка?
– Не хотел испугать, прости, Тося. Поговорить бы мне с тобой.
– Говори, коль так, – ответила она, показывая белые зубки и блестя весело глазками.
– Люблю я тебя, Тося, жить без тебя не могу, – выпалил Григорий, – Давай сбежим отсюда, а, Тося?!
Покачнулась Тоська в сторону, побледнела, губы платком прикрыла:
– Да что ты болтаешь, Гришка? Аль с ума сошёл? Ведь замужем я.
– Не дурак, знаю, что замужем. Да ведь нет тебе счастья с ним, а со мной будешь как в раю, всё для тебя сделаю. Уедем отсюда, а, Тось?
Замолчала Тося, голову опустила, пальчик свой прикусила, задумалась. А после вскинула на Гришку пылающий взгляд и заговорила горячо:
– Откуда ж ты, Гришенька, мысли такие взял, что худо мне с ним? Что не люб он мне? Замуж меня силком не гнали мать с тятей. Люблю я мужа своего, не дури, Гриша. Опомнись. Девчонок на деревне много, на кой ляд я тебе сдалась!
Тяжело взглянул на Тоську Григорий, задышал с придыхом:
– Знал я, что так скажешь. Да я не тороплю, ты подумай хорошенечко. А я попозжа приду к тебе за ответом.
– Не надо ко мне ходить, Гриша, забудь про такое, – ответила ему твёрдым голосом Тоська и побежала по тропке к дому, скрылась в потёмках. Григорий же долго стоял ещё, прислонившись к забору, а снег кружил всё сильнее и сильнее, засыпая тропку, деревья и избы, начиналась зима…
Так и не дала Тоська доброго ответа ему, уж сколь раз после того караулил он её. Хоть бы раз взглянула с теплотой, надежду бы дала, нет, всегда взгляд колючий, сердитый. Вот только вроде смеялась с бабами, а только его, Григория, заприметила, тут же и нахмурилась, улыбка с лица сошла, не рада она ему. Невдомёк Григорию, что всё глубже он погружается в дебри, что одуматься бы ему пора да отступиться, так нет. Запретный-то плод сладок. А уж в чужую жену, и вовсе бес ложку мёда кладёт, люди говорят.
Видит Григорий, что не добиться ему Тоськи по-доброму, и задумал он дело тёмное, мужа Тоськиного со свету извести. Задумать-то задумал, а как сделать не знает того, боязно всё-таки, это ведь не порося порешить, а человека. Никитишна, конечно, знает кой-чего в таких делах, да к ней не подступиться, не станет она грех такой на себя брать.
Где же помощи искать? Как сделать дело, да так, чтобы и комар носа не подточил? Не даёт покоя эта дума Григорию, и вот однажды ночью, когда не спалось ему, всплыла в его памяти картина одна – сумерки, в избе лучина горит, бабы шерсть прядут, усевшись на лавках, бабка его старая тут же, тепло в избе, дрова в печи потрескивают, за окном вьюга воет, Гришка сам на полу со щепочками да веточками возится, играет, лет семь ему, не больше, а бабушка его рассказывает соседкам то ли быличку, то ли сказку, много она их знала.