Сижэнь была предана Баоюю так же, как и матушке Цзя, когда ей прислуживала. Все ее мысли были заняты этим избалованным мальчиком. Она постоянно усовещивала его и искренне огорчалась, если Баоюй не слушался. И вот вечером, когда Баоюй и мамка Ли уснули, а Дайюй и Ингэ все еще бодрствовали, Сижэнь сняла с себя украшения и бесшумно вошла в комнату Дайюй.
– Барышня, почему вы до сих пор не легли?
– Садись, пожалуйста, сестрица! – любезно предложила Дайюй.
– Барышня очень огорчена, – сказала Ингэ. – Плачет и говорит: «Не успела приехать и уже расстроила брата. А если бы он разбил свою яшму? Разве не я была бы виновата?!» Насилу я ее успокоила.
– Не убивайтесь, барышня, – проговорила Сижэнь. – Вы не то еще увидите! Но стоит ли из-за пустяков огорчаться? Не принимайте все близко к сердцу!
– Я запомню то, что вы мне сказали, сестры, – отозвалась Дайюй.
Они поговорили еще немного и разошлись.
На следующее утро Дайюй, навестив матушку Цзя, пришла к госпоже Ван. Госпожа Ван и Фэнцзе только что прочли письмо из Цзиньлина и о чем-то шептались с женщинами, приехавшими от старшего брата госпожи Ван.
Дайюй ничего не поняла, но Таньчунь и ее сестры знали, что речь идет о Сюэ Пане, старшем сыне тетушки Сюэ, жившем в Цзиньлине. Недавно он совершил убийство и думал, что это сойдет ему с рук – ведь он был из богатой и знатной семьи. Однако дело разбиралось в суде области Интяньфу, его дяде, Ван Цзытэну, сообщили об этом в письме. Вот он и решил предупредить госпожу Ван, а также написал, что ее сестра с детьми едет в столицу.
Чем окончилось это дело, вы узнаете из следующей главы.
Глава четвертая
Итак, Дайюй и ее сестры пришли к госпоже Ван как раз, когда она беседовала с женщинами, присланными женой ее старшего брата. Речь шла о том, что на ее племянника Сюэ Паня подали в суд, обвиняя его в убийстве. И поскольку госпожа Ван была занята, сестры отправились к Ли Вань, вдове покойного Цзя Чжу. Он умер совсем еще молодым, оставив после себя сына Цзя Ланя, которому исполнилось нынче пять лет, и он уже начал ходить в школу.
Ли Вань была дочерью Ли Шоучжуна, известного чиновника из Цзиньлина. Когда-то он занимал должность Ведающего возлиянием вина[44] в государственном училище Гоцзыцзянь. Одно время в их роду было принято давать образование и мужчинам, и женщинам. Но Ли Шоучжун принадлежал к тому поколению, когда женщин перестали учить по принципу: «Чем меньше девушка образованна, тем больше в ней добродетелей». Поэтому Ли Вань прочла лишь «Четверокнижие для девушек» и «Жизнеописание знаменитых женщин», кое-как выучила иероглифы и знала несколько имен мудрых и добродетельных женщин прежних династий. Главным ее занятием были шитье и рукоделие. Поэтому имя ей дали Вань – Белый шелк, а прозвище Гунцай – Искусная швея.
Рано овдовев, Ли Вань, хотя жила в довольстве и роскоши, так исхудала, что была похожа на засохшее дерево, ничто на свете ее не интересовало. Всю себя она посвятила воспитанию сына и служению родителям покойного мужа, а на досуге вместе со служанками занималась вышиванием или читала вслух.
Дайюй была в доме гостьей, но сестры относились к ней как к родной. Единственное, что беспокоило девочку, – это ее престарелый отец.
Но оставим пока Дайюй и вернемся к Цзя Юйцуню. Вы уже знаете, что он получил назначение в Интяньфу и отправился к месту службы. Едва он вступил в должность, как в суд пришла жалоба: две семьи затеяли тяжбу из-за служанки и дело дошло до убийства. Цзя Юйцунь распорядился немедленно доставить к нему на допрос истца.
– Убит мой хозяин, – сказал истец. – Он купил девочку, как потом выяснилось, у торговца живым товаром. Деньги мы заплатили, но хозяин решил дождаться счастливого дня, чтобы ввести девочку в дом. Но торговец тем временем успел ее перепродать в семью Сюэ, которая славится своей жестокостью и к тому же весьма влиятельна. Когда мы пришли заявить свои права на девочку, толпа здоровенных слуг набросилась на моего хозяина и так его избила, что он вскоре умер. Убийцы скрылись бесследно, и хозяин их тоже. Осталось всего несколько человек, никак не причастных к делу. Я подавал жалобу за жалобой, но прошел год, а делом этим никто не занялся. Прошу вас, почтеннейший, сделайте милость, арестуйте злодеев, и я до конца дней своих буду помнить ваше благодеяние!
44