Дайюй не могла понять, в чем дело, и продолжала улыбаться. Но тут в душу ей закралось подозрение.
– Что же я такого сказала? – спросила она. – Не иначе как ты клевещешь?
– Нечего притворяться! – воскликнула Баочай. – Ну-ка вспомни, что ты сказала вчера, когда мы играли в застольный приказ? И где только ты этого набралась?
Дайюй на минуту задумалась и лишь сейчас вспомнила, что накануне допустила оплошность[10], приведя во время игры две фразы – одну из «Пионовой беседки», другую – из «Западного флигеля». Она покраснела, бросилась на грудь Баочай и стала просить:
– Милая сестрица! Сама не знаю, как это у меня сорвалось с языка. Спасибо, что ты мне сказала, буду впредь осторожнее!
– Я, признаться, удивилась, когда услышала, – с улыбкой промолвила Баочай, – но фразы показались мне до того красивыми, что я решила спросить, откуда ты их взяла.
– Милая сестра! Прошу тебя, не рассказывай никому об этом, впредь я ничего подобного себе не позволю.
Искреннее раскаяние тронуло Баочай, она повела Дайюй пить чай и сказала:
– Думаешь, я святая? В детстве со мной было много хлопот. Семья наша принадлежала к числу образованных, дедушка любил собирать книги. Народу в доме было много, поэтому братья и сестры жили вместе. Каноническими книгами никто не интересовался. Братья увлекались кто уставными стихами, кто стансами, в доме были полные издания «Западного флигеля», «Лютни», «Ста пьес юаньских авторов». Братья читали их украдкой от сестер, а сестры – от братьев. Узнали об этом взрослые, поругали нас, поколотили, часть книг отняли, часть сожгли. После этого перестали обучать девочек грамоте. Ведь даже мужчинам лучше не читать, если они не понимают истинного смысла прочитанного. Что же говорить о девушках? Конечно, писать иероглифы и сочинять стихи – занятие не женское. Зато образованный мужчина может оказаться полезным в управлении государством. Только сейчас подобные люди перевелись. Читают все, а толку никакого. Не книги портят людей, люди оскверняют книги! Так уж лучше пусть пашут, сеют, занимаются торговлей – от этого вреда меньше. Мы с тобой должны прежде всего, вышивать или прясть. А свою грамотность употреблять на чтение канонических книг, раз уж выучили несколько иероглифов. Боже упаси даже брать в руки книги легкомысленные. Они могут сгубить всю жизнь!
Баочай еще долго говорила, а Дайюй сидела, опустив голову, молча пила чай и поддакивала сестре, искренне с ней соглашаясь.
Вдруг появилась служанка и сказала:
– Госпожа Ли Вань зовет барышень к себе, чтобы посоветоваться по какому-то важному делу. Вторая барышня Инчунь, третья барышня Таньчунь, четвертая барышня Сичунь, а также барышня Сянъюнь и второй господин Баоюй дожидаются вас.
– Что еще за дело? – спросила Баочай.
– Придем – узнаем, – ответила Дайюй.
Они отправились в деревушку Благоухающего риса и едва вошли, как Ли Вань заявила:
– Не успели мы создать поэтическое общество, а уже появились нерадивые, отлынивающие от своих обязанностей! Четвертая барышня Сичунь просит отпуск на целый год!
– Понятно! – смеясь, воскликнула Дайюй. – Вчера старая госпожа приказала ей нарисовать наш сад, вот она и просит отпуск! Зачем ей лишние хлопоты?
– Старая госпожа тут ни при чем! – вмешалась Таньчунь. – Все придумала бабушка Лю.
– Совершенно верно! – согласилась Дайюй. – Никак не пойму, с какой стороны она доводится нам бабушкой? Но лучше всего называть ее «саранча».
Все расхохотались.
– Вторая госпожа Фэнцзе тоже часто употребляет простонародные выражения, – сказала тут Баочай. – Но не всегда к месту из-за своей необразованности. А вот наша Чернобровка со своим злым языком, что ни скажет, в самую точку попадет. Выбросит из выражения все лишнее, придаст ему красивую форму, и получается как в «Чуньцю»[11], – не убавишь, не прибавишь! Если вспомнить, что было вчера, то более меткого прозвища, чем «саранча», для бабушки Лю не придумаешь!
– Да и ты не уступаешь ни Фэнцзе, ни Дайюй, – смеясь, сказали все в один голос.
– Я пригласила вас посоветоваться, – сказала Ли Вань, – на сколько дней можем мы отпустить Сичунь? Я ей предложила на месяц, а она обиделась, говорит, мало. Что вы на это скажете?
– Говоря по правде, года и то не хватит, – заметила Дайюй. – Этот сад целый год разбивали, а чтобы его нарисовать, потребуется не менее двух лет! Сами посудите: надо растирать тушь, макать в нее кисть, резать бумагу, подбирать краски да еще…
Тут Дайюй не выдержала и прыснула со смеху.
11