Прочитав стихи, Цзя Юй-цунь вдруг вспомнил, к чему он стремился в жизни, вспомнил то время, когда ему еще не приходилось сталкиваться с лишениями, и, почесав затылок, снова обратился к небу и со вздохом прочитал двустишие:
В это время к Цзя Юй-цуню незаметно подошел Чжэнь Ши-инь и, услышав стихи, с улыбкой сказал:
– А у вас и в самом деле необыкновенные устремления, брат Юй-цунь!
– Что вы! – поспешно возразил Цзя Юй-цунь. – Я просто произнес стихи, написанные нашими предками. Почему вы меня так расхваливаете? – и затем спросил у Чжэнь Ши-иня: – Что привело вас сюда, почтенный друг?
– Сегодня ночью – праздник середины осени, или, как говорят в народе, «праздник полной луны», – улыбаясь, проговорил Чжэнь Ши-инь. – Живя в храме, вы, наверное, скучаете, уважаемый брат, поэтому я приготовил угощение и приглашаю вас в свое убогое жилище. Осмелюсь спросить, не согласитесь ли вы отведать моего скромного угощения?
Цзя Юй-цунь не стал уклоняться от приглашения и с улыбкой сказал:
– Я удостоился такой милости незаслуженно – как же я посмею отказываться?
Они оба отправились в кабинет. Там они выпили чаю, потом перед ними поставили кубки и блюда. Нечего и говорить о том, какие были поданы великолепные вина и изысканные яства.
Друзья не торопясь выпили вина. Беседа постепенно оживилась, и они стали все чаще поднимать кубки. В соседних домах тоже веселились, повсюду слышались звуки свирелей, флейт и дудок, во всех дворах играли и пели.
И вот на небосклон всплыла ослепительно-яркая луна и застыла в радужном сиянии. При лунном свете беседа друзей потекла еще веселее и непринужденнее, они не переставая осушали свои кубки. Вскоре Цзя Юй-цунь был пьян. Охваченный безумным весельем, он обратился к луне и произнес такие стихи:
– Великолепно! – вскричал Чжэнь Ши-инь, выслушав друга. – Я всегда говорил, что вы, брат мой, не из тех людей, которые долгое время остаются ниже других! Стихи, которые вы только что продекламировали, настолько хороши, что я склонен считать их добрым предзнаменованием. Я уверен, что в скором времени вы вознесетесь в заоблачные выси. Заранее поздравляю вас!
Цзя Юй-цунь осушил кубок, наполненный Чжэнь Ши-инем, но потом вдруг вздохнул и произнес:
– Не подумайте, что я болтаю спьяна! По знаниям я вполне мог бы вписать свое имя в число экзаменующихся в столице! Но, к сожалению, на переписке бумаг не скопишь столько денег, чтобы приобрести все необходимое для поездки в столицу и оплатить дорожные расходы.
– Почему, брат мой, вы не сказали мне об этом раньше? – перебил его Чжэнь Ши-инь. – Я давно хотел вам помочь, но при встрече мне ни разу не удавалось завести об этом речь. Признаюсь, я человек бездарный, но знаю, что такое «справедливость» и «благодеяние». В будущем году состоятся большие экзамены[12], и вам надо поскорее попасть в столицу. Лишь в том случае, если вы добьетесь успеха, учение не пропадет даром. Все дорожные расходы я беру на себя – может быть, хоть этим я немного оправдаю свое знакомство с вами, которого я не достоин.
Он тотчас же приказал мальчику-слуге упаковать две пары зимней одежды и пятьдесят лян серебра, а затем добавил:
– Девятнадцатого числа счастливый день, и вы можете нанять лодку и отправиться на запад. Разве для меня не будет великой радостью, если вы возвыситесь и мы с вами встретимся на будущую зиму?!
Приняв деньги и одежду, Цзя Юй-цунь только сдержанно поблагодарил и продолжал пить вино, беседовать и смеяться.
Оба друга расстались лишь после третьей стражи[13]. Чжэнь Ши-инь сразу лег спать и проснулся, когда солнце уже высоко стояло над землей.
12
Имеются в виду государственные экзамены на чиновничью должность, проводившиеся в столице один раз в три года.
13
В старом Китае ночное время делилось на отрезки времени продолжительностью в два часа, которые назывались стражей. Стража наступала с 7 часов вечера. Таким образом, третья стража приходилась на отрезок времени с 11 часов вечера до 1 часа ночи.