– Это твоя старшая тетя, – сказала она. – Это – вторая тетя. А вот жена твоего покойного старшего двоюродного брата – госпожа Цзя Чжу.
Каждой из них Дай-юй в отдельности поклонилась, а матушка Цзя продолжала:
– Позовите сюда барышень! Сегодня к нам из дальних краев приехала гостья, и они могут не ходить на занятия.
Две служанки кивнули и вышли. Вскоре явились три барышни в сопровождении трех мамок и пяти или шести девушек-служанок: первая из барышень – полненькая, среднего роста, стройная, с немного приплюснутым носом и смуглыми, как плод личи, щеками, но в общем очень миловидная, держалась скромно и просто. Вторая – высокая, стройная, с узкими покатыми плечами, овальным, как утиное яйцо, лицом, с большими глазами и густыми бровями, казалось, обладала изысканными манерами и вела себя непринужденно, заставляя отбросить всякую мысль о чем-то пошлом или вульгарном. Что же касается третьей, то она была еще слишком мала. Шпильки и кольца, юбки и кофты у всех трех были одинаковы. Дай-юй встала, чтобы приветствовать их, и они представились друг другу.
Затем все снова сели, и служанки подали чай.
Разговор зашел о болезни матери Дай-юй, о лекарствах, которые она принимала, о ее похоронах. Матушка Цзя, разумеется, опять расстроилась и сказала Дай-юй:
– Из всех своих дочерей я больше всего любила твою мать. Ну как же мне не печалиться, если она умерла раньше меня и в последний момент я даже не смогла ее видеть!
С этими словами она взяла Дай-юй за руку и разрыдалась. Насилу ее утешили.
Дай-юй была еще мала, но речь и манеры ее отличались изысканностью и утонченностью. По внешнему виду и некоторой вялости движений все поняли, что она нездорова. Посыпались вопросы:
– Какие ты принимаешь лекарства? Неужели до сих пор не выздоровела?
– Я всегда была такой, – отвечала Дай-юй. – С тех пор как я научилась есть, я все время пью лекарства. Какие только знаменитые врачи меня не осматривали! Но пользы никакой! Помню, когда мне было три года, приходил к нам один буддийский монах с коростой на голове. Он сказал, что меня надо отдать в монастырь. Но мои родители и слышать об этом не хотели. «Раз вы не в состоянии отказаться от нее, – сказал тот монах, – пожалуй, ей за всю жизнь не вылечиться. А если хотите, чтобы она поправилась, не позволяйте ей плакать, и пусть она не встречается ни с кем из родственников, кроме отца и матери, – только в этом случае она благополучно проживет жизнь». Монах этот, конечно, был сумасшедший, и никто не внял его речам. И сейчас я все время пью пилюли из женьшеня.
– Вот и хорошо, – вставила матушка Цзя, – у нас как раз готовят лекарства, и я велю заготовить побольше.
Едва она произнесла эти слова, как во дворе послышался смех и кто-то сказал:
– Как поздно я пришла! Не успела встретить дальнюю гостью!
«Здесь все так сдержанны, – подумала про себя Дай-юй, – кто же это осмелился вести себя так свободно и бесцеремонно?»
Тут из внутренних покоев в сопровождении нескольких молодых и старых служанок вышла какая-то красавица. Наряжена она была не так, как девушки: расшитые узорами одежды на ней сверкали, как у феи. Сложенные узлом волосы были перевиты нитями с жемчугом и заколоты шпильками в виде пяти жемчужных фениксов, обративших свои взоры к сияющему солнцу, на шее – ожерелье с подвесками в виде свернувшихся в клубок золотых драконов; на молодой женщине была узкая атласная кофта, вытканная золотыми бабочками; на фоне ярких цветов, поверх нее – накидка из темно-серого серебристого набивного шелка и креповая юбка с цветами по зеленому полю. Над треугольными, слегка раскосыми глазами изгибались брови, подобные листочкам ивы, свисавшим с ветки. Во всей фигуре женщины чувствовалась легкость и стремительность, густо напудренное лицо выглядело добродушно, и хотя алые губы были сжаты, на них играла улыбка.
Дай-юй поспешила подняться ей навстречу.
– Ты ее не знаешь? – спросила матушка Цзя. – Это наш знаменитый «перец» или «колючка», как говорят в Нанкине. Зови ее просто Фын-колючка.
Дай-юй растерялась, не зная, как назвать вошедшую, и сестры поторопились выручить ее из затруднительного положения.
– Это жена твоего второго двоюродного брата Цзя Ляня.
Дай-юй никогда не видела красавицу, но от матери часто слышала: «Сын твоего старшего дяди Цзя Шэ – по имени Цзя Лянь, женился на племяннице твоей второй тетки, урожденной Ван, которую с самого детства воспитывали, как воспитывают мальчиков, и ей дали школьное имя – Ван Си-фын».
Дай-юй тут же с улыбкой приветствовала молодую женщину и назвала ее «тетушкой».