- Пошли в дом,- вздохнул мужчина, набрасывая шерстяную кофту мне на плечи. У меня перехватило дыхание от близости обнаженного тела. Мне срочно нужно успокоительное. Желательно пятизвёздочное. А то я уже Губского начинаю хотеть.
Я не быстро поплелась вслед за ним. Первый испуг прошёл и теперь из глаз жгучими ручьями полились слёзы. А ведь я действительно могла умереть. Даже не важно: по своей вине или по вине мифического существа. Просто могла уже лежать где-то на речном дне, где через пару дней стала бы замечательным кормом для рыб. Из груди вырвался судорожный всхлип. Стало так жаль себя. Почему со мной всегда что-нибудь происходит? Я уже взрослый, самостоятельный человек, у меня постоянная работа, стабильный доход, своя недвижимость, но в такие моменты вновь хочется стать маленькой беззащитной девочкой. Чтоб тебя обняли, пожалели, сказали, что у теперь всё будет хорошо. Даже не хочется вспоминать, сколько раз я валялась в больнице, после встреч с Губским, но сейчас было по-другому...
- Ты чего?- обеспокоенно заглянул он мне в глаза, когда я тихонько заплакала у него на груди, врезавшись, когда он оглянулся на меня.- Слышишь? Не плачь.
Я лишь ещё громче стала всхлипывать. Ну не могу я ответить! У меня ком всё горло перекрыл, ни звука из себя не выдавлю.
Паша молча подхватил меня на руки и понёс дальше. А я... уткнувшись лбом ему в плечо, мелко подрагивала от рыданий. Зачем он вообще это делает? Столько же раз рассказывал мне, как он меня ненавидит...
Под мерное раскачивание, я снова провалилась в сон. На этот раз мне ничего не снилось.
Проснулась я уже в своей постели. С некоторым недовольством отметила, что я была не в этом сарафане, но всё-таки благодарно улыбнулась. Ведь он не оставил меня спать в мокрой одежде. К тому же белье было ощутимо сыроватым, так что он не переступил через рамки приличия.
В окне были видны нависающие, разукрашенные закатом в золотой и розовый, облака. Неужели уже вечер? Сколько же я проспала?
Мои окна выходили в сторону дороги, углубляющейся в сосновый бор. А по ней медленно куда-то удалялся Паша. Куда это он? Нет, мне это не интересно. Пусть идёт, куда хочет. Это его дело. А я и сама могу побыть в доме. В пустом, тёмном доме. Сама.
На бегу обуваясь, я стремглав помчалась за ним. Как там говорится? Любопытство кошку сгубило? Вот-вот, я ещё потом буду долго заниматься самобичиванием по этому поводу.
Выбежав на дорогу, я успела заметить, как Губский свернул с неё вглубь леса. Что он там забыл?
Продираясь сквозь густые заросли и сдирая кожу в кровь, я пыталась догнать его. Это уже было, как какое-то наваждение. Если сначала возникали мысли, что надо бы свернуть обратно, что я же могу заблудиться, что дом остался без присмотра и так далее, то с каждой минутой они она за одной просто-напросто испарились, заменившись одной единственной: его нужно догнать. Иногда мне казалось, что я слышу чей-то чужой голос, который мне нашептует: "Кира, быстрее, ты же не хочешь его потерять?" . И я бежала дальше и быстрее. Над лесом сгущались сумерки, а я всё бежала и бежала. Все деревья мне казались одинаковыми, каждый кустик мне казался одинаковым, каждая травинка...
Приходило понимание, что я бегаю кругами. Вон, на ветке уже висит оторванное с сарафана кружево. А Пашу я окончательно потеряла. Где он мог деться? Я же бежала за ним вслед-вслед.
За ближайшим кустом блескнул свет. Тихо ступая босыми ногами (мало ли, кто по вечерам в лесу будет бродить, а тапки я потеряла ещё пару минут назад), я осторожно выглянула из-за густых зарослей шиповника.
Посреди поляны горел огромный костёр. Вокруг него, в одном неглиже, расхаживали девушки, как две капли воды похожие на ту, что сегодня чуть не утащила меня в речку. Но не успела я, как следует их разглядеть, как на поляну вышел Паша и... я.
Я не поверила своим глазам. Даже протёрла их. Это не могла быть я. Улыбнувшись Губскому, вторая я медленно стала скидывать с себя тоненький сарафанчик. Я, офигевая от происходящего, зажала ладонью рот. Что?!. Как?!.
Мужчина заправил "мне за ухо" светлую прядь волос и притянул к себе, впиваясь в губы страстным поцелуем.
Захотелось заорать. Нет! Что он делает?! Зачем он целует... меня?! Сердце с болью сжалось. В душе появилось какое-то гадкое чувство. Нет, это было не отвращение от самой сцены, не протест против поцелуя со "мной", а что-то такое... Будто у тебя забрали самую-самую любимую детскую игрушку. Такую родную, старенькую, но любимую всем сердцем. А у тебя её отобрали и отдали другой.