Лучше бы он этого не делал. Ибо в момент извержения в комнату с огромной кроватью вошли два санитара, огромного роста ассистент, тоже один из первых опытов великого профессора, человек с сердцем кабана, да «зеленый» доктор со «скорой». Санитары схватили эякулирующего Выросткевича за руки, за ноги, натянули его, растянули, «зеленый» выдернул из-под него ассистентку, затолкал ее в стоявшую за занавеской клетку, а ассистент-кабан одним движением громадного тесака оттяпал Выросткевичу голову.
Из Выросткевича брызнула кровь. Ассистентка тут превратилась в птичку и завела заунывную песню, в которой совсем не было жалости к Выросткевичу, а была лишь одна, голая и откровенная половая неудовлетворенность. Санитары кинули тело на специально приготовленную каталку с подключенной к каталке системой охлаждения жидким азотом и покатили ее прочь. «Зеленый» взял голову Выросткевича в пытливые руки ученого. «Хорошо подгадали момент, — сказал «зеленый». — Обратите внимание, коллега, какое чувство блаженства разлито по его чертам. Из этого я могу сделать предварительное заключение, что органы, которые мы возьмем из его тела, будут хорошо трансплантированы». «Я бы тоже хотел так умереть, — сказал кабан, вытирая тесак куском марли. — Если бы меня не боялись бабы!..»
С головой Выросткевича в руках «зеленый» подошел к клетке. Птичка, заметив «зеленого» со столь страшной ношей, заметалась по клетке, начала ударяться красной своей грудкой о прутья решетки, царапать желтыми лапками жердочку, на которой она останавливалась перевести дух, и вновь шебуршилась и билась.
«Эх, ты! — тихо-тихо, сквозь зубы проговорил «зеленый». — Бездушная тварь!» и медленно, аккуратно опустил голову Выросткевича в сосуд с формалином. Выросткевич, последний раз в этом мире, мигнул, подумал — что это было? Почему? Зачем? — и смежил веки.
Он, конечно, не увидел, как от его тела, тем же тесаком отрезали крыковскую ладонь, кинули ладонь в мешок со льдом, как в комнату вошла непомерно раздобревшая женщина с обесцвеченными волосами и хриплым голосом потребовала у «зеленого» денег. То была крыковская вдова, предоставившая загородную усадьбу «зеленому» для его сомнительных занятий. «Зеленый» тут же отсчитал вдове некую сумму, предложил посмотреть на голову Выросткевича, на кисть покойного мужа, на птичку-ассистентку, так наивно, совершенно по-птичьи попавшуюся в западню и приведшую туда Выросткевича, но вдова буркнула что-то невразумительное типа: «Что я, рук его не видела? Я кое-что поинтересней видела!» и, тряся боками, вышла. «Зеленый» глубоко вздохнул: ему предстояло решить — кому могут пригодиться органы вдовы, ему предстояло уговорить вдову не злоупотреблять сладким и мучным, не пить и не курить. Да, все это было непросто.
ИСТОРИЯ УЖАСНЫХ ПРЕВРАЩЕНИЙ ВИТИ ТРЯСОУМОВА
Жениться Витя Трясоумов решил ранней весной, вечером, по дороге домой, после приема. Под добродушное урчание двигателя «Ягуара», в запахе кожи мягких сидений и несвежего аромата носок. Витиных. Играла музыка. Что-то по радио. Запахи и звук, смешавшись, в намерении укрепили.
Желание прибиться к одному берегу зрело в нем давно — и в пору каботажных плаваний среди попавшейся ко времени компании подружек, и в пору дальнего круиза с женщиной много старше себя. Но о женитьбе он не помышлял. Ему просто хотелось тихой гавани.
Так Витя Трясоумов врал сам себе, так же он врал и некоторым из своих друзей, тем, кто был от него в зависимости. Тем, кто был вынужден не только его слушать, но и выслушивать. Со всеми прочими он быстренько рассорился: прочие его раскусили, прочие не стали ему поддакивать, а заявили напрямик, что жениться Витя задумал исключительно из-за своей невероятной жадности, что важно для него в женитьбе только одно — обладание, состояние собственника. И это было правдой.
О потерянных друзьях Витя ничуть не жалел. Когда тебе говорят правду, в такие моменты хочется убить. Витя запросто мог поубивать практически всех своих бывших друзей — не своими руками, конечно, на то имелись специальные руки, — но этого не сделал. Он их просто забыл. Вычеркнул.