Встречу Амбиндера и Карнизова организовали в сауне. Предыбайлов тогда уже не просто работал на Амбиндера, но неуклонно становился одним из ближайших приближенных. Амбиндер решил действительно что-то сделать для Предыбайлова. У Амбиндера даже возникали идеи породниться с ним — амбиндеровская племянница маялась на выданье, объедалась сластями и злословила с подругами по телефону, чем Амбиндера ужасно раздражала.
Доверяя, Амбиндер послал Предыбайлова посмотреть, что и как в этой сауне и возле. Предыбайлов воспринял поручение со всей серьезностью, все осмотрел, во все вник, во всем разобрался. Со стороны Карнизова тоже имелся человек, с таким же, как у Предыбайлова, заданием. Они оба бросали друг на друга враждебные взгляды, тем более, что карнизовский был в прошлом капитаном в том же отделении, откуда Предыбайлова выгоняли, капитаном говенным — не только как капитан, но и как человек.
Наблюдатель от важных людей видел их взаимную неприязнь, пытаясь неприязнь хоть как-то снять, предложил выпить по маленькой, но ни бывший капитан, ни Предыбайлов не согласились даже на видимость примирения.
— Ну что, маньяк, чикаешь баб? — спросил бывший капитан при расставании. — И дрочишь потом на них, да?
Предыбайлов рванулся, да шофер карнизовской машины взял с места и Предыбайлову лишь достались выхлопные газы, щебенка по ногам. Вернувшись к Амбиндеру, Предыбайлов доложил, что все тип-топ, что сауна хорошая, что безопасность обеспечить несложно, а на всякий случай следует спланировать наскок, на непредвиденный случай, если вдруг Карнизов все-таки решится устроить очередное покушение в сауне или, что еще опаснее, важные люди решат принять сторону Карнизова.
Амбиндер внимательно посмотрел на Предыбайлова. Да, этот молодой человек заслуживал, чтобы для него что-то делали. Амбиндер распорядился наскок на всякий случай приготовить, но ни он, ни что другое не понадобилось: в присутствии самого важного из важных Карнизов признал упущения в работе, обещал искупить вину и просил Амбиндера дать что-то приличное на кормление. Амбиндер был настолько тронут карнизовской простотой, что чуть было не дал Предыбайлову сигнал начинать, но потом одумался. Он взглянул в глаза Карнизову, в этот бездонный кладезь грязи и мерзости, и решил, разделив магов почти пополам, отдать Карнизову черных, себе оставив магов белых. Так в бизнесе на магах наступило шаткое, но такое долгожданное равновесие.
Предыбайлова, против ожидания, не позвали в сауну. Он не был даже допущен в предбанник, а маялся в холле. Слабым утешением служило то, что вместе с ним маялся отставной капитан. Капитан, видя, что у хозяев дело идет к примирению, Предыбайлова не задирал, делал по холлу круги, постепенно к Предыбайлову приближаясь, а приблизившись, попросил прощения: мол, он якобы не хотел, мол, он якобы повторял сплетни, а на самом деле всегда Предыбайлова любил, всегда ему доверял, ничему никогда не верил из того, что про Предыбайлова говорили плохого.
Предыбайлов принял извинения капитана, но сделал это рассеянно. Его внимание было приковано к портрету, висевшему на стене. На портрете была изображена его мечта, его единственная. Поначалу Предыбайлов решил, что это заключенный в рамку плакат того самого фильма-ужастика. Потом, подойдя поближе, подумал, что это фотография актрисы, игравшей ведьму и запечатлевшейся в предыбайловской душе. Потом он заметил, что портрет писан маслом, что это оригинальное произведение, что персонаж, позировавший для портрета, совсем не американская актриса, ибо был этот персонаж расположен в отечественном антураже, на веранде дачи, за столом, накрытым к чаю, что художник, работавший в манере гиперреализма, так выписал детали, что Предыбайлов смог прочитать, до какого числа следовало употребить мармелад.
Но все рассуждения стали возможны лишь после, а поначалу Предыбайлов застыл перед портретом как вкопанный. Вот она, единственная! Такая вот мысль разорвалась в нем, словно граната. Ее осколки разбередили старые раны в предыбайловской нежной душе. Он чуть было не зарыдал.
Капитан, оказавшийся в очередной раз рядом с Предыбайловым, заметив предыбайловское состояние, пришел на помощь.
— Это Лизка Долгозвяга, — сказал капитан, — девчонка Карнизова. Она была какое-то время здесь, у хозяина, — капитан красноречиво обвел указательным пальцем окружающее великолепие, — но мой босс договорился, и Лизка теперь живет у него, с другими девчонками.
— Что значит — «с другими девчонками»? — спросил Предыбайлов нервным, срывающимся голосом.
— У моего босса много девчонок, — торопливо бросил капитан, поняв, что и так сказал лишнего, и отошел в сторонку.