— Земляк, ты того, не шути! — несмело выговорил капитан, но это были его последние земные слова.
Предыбайлов усадил Долгозвягу в машину, сел сам. Единственная была его! Она была с ним! Она, стараясь не травмировать порезанную задницу, сидела чуть бочком, от нее несло тяжелым запахом ямы, ее трясло.
С проселка он подъехал к большой дороге. И налево и направо путь был открыт. Он остановился.
— Куда? — спросил Предыбайлов у Долгозвяги.
— Все равно! — ответила она.
Предыбайлов поехал направо. Через полкилометра он понял, что впереди его ждут: там, освещая друг друга ярким светом фар, стояли машины с карнизовскими людьми. Он развернулся, поехал в противоположном направлении, но и там был кордон.
— Я же говорила — все равно! — сказала Долгозвяга.
Предыбайлову в ее голосе послышались необычные нотки.
Он несмело посмотрел на нее. Рядом с ним в машине сидела самая настоящая ведьма с жутким, синюшным лицом, в лохмотьях, с вылезающими из-под кроваво-красных губ клыками. Ведьма-вампир-оборотень. Все в одном лице, полная программа.
— Лизочка! — промямлил Предыбайлов.
— Ам! — выговорила Долгозвяга и проглотила Предыбайлова вместе с пистолетом, автоматом, гранатами, бронежилетом, мечтами о единственной и даже английскими ботинками. А потом, вырастая и ширясь, изнутри разломала машину, шагнула кривыми венозными ногами по тут же расплавившемуся асфальту к обочине, спустилась по обочине в лес. Деревья расступились перед Лизкой Долгозвягой. Внутри нее Предыбайлов принимал позу эмбриона. На него снисходило умиротворение. В его кулаке была зажата граната. Оставалось рвануть чеку.
ИСТОРИЯ ЛЮБВИ БУЗАКАНОВА-МЛАДШЕГО И НОСИХИНОЙ
Когда богатство и слава Дубоделова начали перерастать все возможные и невозможные пределы, когда сила его и влияние начали затмевать силу и влияние многих и многих, когда почти все им было испробовано и перепробовано, вот тогда Дубоделов впал в тоску. Несколько дней и ночей провел он в состоянии страшном, с изуверской жестокостью разделался с бывшим другом, ныне — опасным конкурентом, устроил пару грандиозных дебошей, казнил собственноручно одного из своих приближенных только за то, что в глазах его прочитал намек на возможную измену, но от тоски не избавился. Она заполонила всего Дубоделова без остатка, и, как последнее средство, ранним-ранним утром он решил, что, раз ничего нового найти не суждено, пойти на второй круг. Он тут же вызвал к себе своих заместителей, Бузаканова и Путко, не дав им даже прийти в себя, сумрачным голосом приказал: «Девочку!» и выставил за дверь.
Путко, то ли от врожденной тупости, то ли потому, что было еще слишком рано и мозги его работали плохо, Дубоделова понял в том смысле, что шефу срочно требуется перепихнуться. Выйдя из особняка, сев в машину, Путко скомандовал шоферу: «Вперед» и поехал по закрывавшимся к тому времени кабакам и казино в поисках чего-нибудь поприличнее. Бузаканов же хозяина понял как надо, своего шофера не гнал, а только сидел на заднем сиденье и с печалью размышлял о непростом — да, непростом! — поручении.
Однако в этом случае судьба оказалась к Бузаканову благосклонной: в тот же день его подчиненные, при проведении операции устрашения, в качестве трофея забрали из принадлежавшей соперничающему с Дубоделовым клану квартиры девушку необычайной красоты, удивительного ума, потрясающего обаяния и проч. и проч. Каким образом девушка оказалась в квартире, узнать не удалось — все прочие, в квартире находившиеся, пулями были изрешечены, девушка, прикованная цепью к батарее центрального отопления, от ответа на этот вопрос упорно уклонялась, — но подчиненные Бузаканова, уже знавшие о желании Дубоделова, на всякий случай к девушке отнеслись предупредительно, ничего выходящего за рамки — то есть, строго говоря, вещей самых обыкновенных, — себе не позволили и отвезли красавицу к Бузаканову. Вскоре — через женщину, приставленную к девушке, дабы бедняжка поскорее утешилась, выяснилось: имея красоту, ум, обаяние, девушка имела и еще кое-что, в данном случае необычайно ценное. А именно — девственность. И можно было считать, что Бузаканов поручение Дубоделова выполнил, выполнил в один день, в поразительно короткие сроки и с отличным качеством, а также в очередной раз обошел незадачливого Путко, человека не только неумного, но и очень злопамятного.
Бузаканов велел отвезти девушку за город, в свой дом, стоявший на берегу водохранилища, велел по-прежнему относиться к ней со всей возможной предупредительностью, велел всячески готовить к предстоящей девушке встрече с Дубоделовым, а сам отправился к шефу, дабы подготовить и его. Дубоделова Бузаканов застал в состоянии еще большей тоски, чем то, в котором оставил его ранним-ранним утром. Дубоделов мучился: сбитые о скулы незадачливого Путко костяшки пальцев саднили, правая нога ныла от долгого пинания в бок неразумного Путко, а в ушах до сих пор стоял заливистый смех пьяной потаскухи, привезенной непонятливым Путко. Бузаканов умел найти нужный подход, к тому же Дубоделов понял, что Бузаканов-то его не подведет, что Бузаканов-то уже что-то нашел, а не говорит об этом прямо, чтобы сделать шефу приятный сюрприз, и время они провели в мирной беседе, стараясь в разговоре даже не намекать на вожделенный предмет, вожделение которого вызвало в Дубоделове столь неприятное состояние. Уже далеко за полночь Бузаканов позволил себе распрощаться, тонко намекнул Дубоделову, что к вечеру наступающих суток стараниями его, Бузаканова, тоска отойдет и более никогда не омрачит чело столь великого человека, каким был, оставался и, несомненно, будет еще долго-долго Дубоделов. Но ждало Бузаканова жестокое разочарование.