Хун попросила Сунь Сань принести мечи и показать их Начжа. Князь Шэнь, слышавший разговор, полюбопытничал узнать, что это были за псы.
Начжа потрогал Двойной меч, вздохнул и заговорил:
— Эти страшные звери охраняли мой дворец. Происходят они от льва, который водится у нас на юге, и охотничьей собаки, потому и называются львиными псами. Достать их было невероятно трудно, но мне удалось заполучить пару: они оказались такими свирепыми, что с ними можно было охотиться на волков, шакалов, тигров и барсов, такими чуткими, что слышали запах человека за сотню шагов, а шкура у них была железной — не проткнуть ни копьем, ни мечом. Однако госпожа Хун беспрепятственно прокралась ночью во дворец, срезала коралловый шарик с моего шлема и убила обоих псов, изрубив их тела на мелкие кусочки. До сих пор вспоминаю о той ночи с содроганием!
Князь Шэнь и другие гости раскрыли от удивления глаза. Но настало время расставаться. Хун подошла к Начжа и Огненному князю и тепло с ними простилась. Оба не в силах сдержать слез, оба говорят разом:
— Мы варвары, но нам грустно: мы никогда уже не увидим вас! Сердца наши обливаются кровью!
Когда Хун вернулась к остальным гостям, заговорила госпожа Шао:
— Я люблю Хун, словно родную, и не столько за красоту или ум, сколько за великодушие. Впервые оказавшись в Ханчжоу, я сразу поняла, что это самый красивый город Цзяннани, а жители его даже превосходят столичных! Хун тоже из тех краев и щедро одаряет нас богатствами своей души. Небо выбрало ее достойнейшей супругой князю Яну, а теперь она на веки вечные стала подругой нашей юной дочери. Наша славная Хун — настоящий образец для подражания!
Госпожа Сюй вздохнула.
— Я выросла в глуши, там же родила своего единственного сына. Мечтала всегда об одном — чтобы женился он на девушке, пусть бедной, но доброй. Вы знаете всех жен и наложниц моего сына, но полное счастье, мир и благоденствие воцарились в нашей большой семье, когда в нее вошла Хун!
К похвалам присоединилась и госпожа Вэй:
— Бывая у нас, дочь без конца нахваливает госпожу Хун: мол, и красавица она первая, и любви достойна больше всех других. А меня убеждать не требуется, я и сама это знаю!
Появился князь Ян, и госпожа Шао со смехом обратилась к нему:
— Как это вы, такой благовоспитанный юноша, который угождает старшим, как некогда своим родителям Лао Лай, и отличается скромностью, что была у Ван Си-чжи в отношениях с его будущей тещей, как это вы оказались в зеленом тереме госпожи Хун в свое время?
Князь улыбнулся.
— Говорят, что в любви героев нет. Посмотрите на красавицу Хун: разве не верны эти слова вдвойне и разве найдется мужчина, который устоит перед ее чарами?!
Хун взглянула на князя и сказала Фее:
— Совсем молодым князь отправился в столицу держать экзамен на должность, по дороге на него напали разбойники и обобрали дочиста. Он и пришел-то ко мне не из любви, а потому, что ему деваться было некуда!
Фея посмеялась, но возразила:
— Не шути так! Я ведь знаю, что в Павильоне Умиротворенных Волн князь сложил вдохновенные стихи и в них воспел цзяннаньскую Хун, а потом Хун предстала пред ним отроком, — разве это было не от любви?!
Вмешался князь Ян:
— В те дни я еще не потерял головы из-за нее, а она, выходит, уже завлекла меня в свои сети! Кто тут говорил, что госпожа Хун скромница?
Улыбнулась и Хун.
— Да и про вас говорили, что вы человек благовоспитанный, не какой-то повеса, — зачем же вы расспрашивали торговку вином о зеленых теремах, когда искали меня? Хорошенькое занятие для юноши, направляющегося на экзамен!
Фея подсела к Хун.
— Скажи, а что тебя покорило в юноше, который оказался в Павильоне Умиротворенных Волн?
— А чем тебя привлек ночной гость, что печально бродил в горах Лазоревого града?
Фея в ответ:
— Среди изгнанников всегда было много поэтов и музыкантов,[462] взять хоть Су Дун-по с его, по словам старушки, «весенним сном» или Бо Цзюй-и с его воспоминаниями о девушках, играющих на лютне. Этих людей можно было полюбить за красоту, но труднее было полюбить их души, ведь они бродили в рубище и питались объедками с чужих богатых столов. Мне это удалось!
Хун подхватила:
— Да, и Ян был в рубище, но всех поразил своим поэтическим талантом, нимало ни перед кем не смущаясь. Но я еще слышала, что Фея Лазоревого града как-то глубокой ночью играла на лютне и приворожила случайного прохожего. Правда, потом ее охватило раскаяние, и она долго отказывалась соединиться с ним в объятиях любви, хоть и вздыхала по нему все это время!
Заговорила и госпожа Вэй:
— Я хочу сказать несколько слов о Фее. Если бы не ее родимое пятнышко, разве избавилась бы она от невзгод, что год за годом преследовали ее? И это же пятнышко сделало меня и мою дочь людьми!
Князь обратился к Лотос:
— Ну, а ты что молчишь?
— Все мы говорили о вас не слишком почтительно, — вместо Лотос ответила Хун, — но не стоит на нас обижаться! Зато Лотос всегда вела себя достойно, никогда этикет не нарушала, потому и сейчас сидит себе да молчит и, наверно, посмеивается над нашей с Феей невоспитанностью!
Лотос улыбнулась.
— В дальних южных землях, госпожа Хун, я приняла вас за мужчину и поехала за вами в страну Мин, — о каком достоинстве можно говорить, о каком этикете?! А молчу просто потому, что мне до сих пор стыдно!
Князь Ян посмеялся и приказал принести еще вина. Через короткое время все разошлись по своим спальням.
Присев к столику, задремала и Хун в своих покоях. Вдруг душа ее затрепетала, по телу пробежала дрожь, — она увидела себя в незнакомом месте: мрачные горы и холмы, уступы суровых скал, равнина, усеянная белыми лотосами. Хун поднялась на самую высокую вершину, чтобы осмотреться, и увидела там женщину с голубыми бровями на белояшмовом лике. В руке у женщины посох, на плечах шелковая накидка, и незнакомка спрашивает:
— Ну как, хороши ли земные радости, Красная птица?
Хун растерялась.
— Кто вы? И что называете земными радостями?
Женщина усмехнулась, бросила вниз свой посох, и он тотчас превратился в радугу, соединившую землю с небом. Теперь Хун поняла, что рядом с нею бодисатва. А бодисатва взяла Хун за руку и повела в выси. Скоро подошли они к воротам, окутанным пестроцветными облаками.
— Куда мы пришли? — вырвалось у Хун.
Бодисатва в ответ:
— Это Врата Южного неба, взойди на них и оглядись!
Хун поднялась по ступеням и замерла от восторга: ярко сияют луна и солнце, озаряя прекрасный павильон, ослепительно блистают перила белого нефрита и хрустальные столбы, у подножия павильона летают парами синие луани и красные фениксы, и на них восседают небожители, юноши и девушки в ярких одеждах. На террасе спят, словно бы охмелевшие от вина, пять небесных дев и один небожитель-юноша.
— Как называется этот павильон и кто эти небожители? — спросила пораженная Хун.
Бодисатва улыбнулась.
— Нефритовый павильон, а небожители, что спят, опершись о перила, — Звездный князь Вэнь-чан, Нефритовая дева, Фея шести небес, Красная птица, Звездная красавица и Персик. Красная птица — это ты сама!
Безмерно удивилась Хун.
— Но почему спят все шестеро?
Тогда бодисатва повернулась лицом на запад и прочитала:
И Хун поняла все.
— Я была звездой, связанной узами любви со Звездным князем Вэнь-чаном! И меня отпустили в мир людей!
Она спросила бодисатву:
— А когда проснутся небожители?
Бодисатва подняла посох и указала им на небо.
— Взгляни!
Хун посмотрела: десять больших звезд заливали своим сиянием Нефритовый павильон.
— Что это за звезды и почему свет их направлен сюда?
462
Среди изгнанников всегда было много поэтов… — Великие поэты Су Дун-по и Бо Цзюй-и за свою прямоту и честность не раз отправлялись в изгнание. Однако и там они продолжали исполнять чиновничьи обязанности, так что упоминание о «рубище» и «объедках» — художественное преувеличение. В ссылке оба поэта создали немало замечательных произведений.