— Это из-за меня ты попала в беду, — сказала Хун, — и здесь нам оставаться никак нельзя. Я своей жизнью не дорожу, но нужно что-то придумать, чтобы тебе вернуться домой.
Сунь Сань в ответ:
— Я всю жизнь мечтала о подруге, а теперь, после всего, что с нами приключилось, она у меня есть — это вы. Не печальтесь, половину вашего горя я возьму себе, а половину своей радости отдам вам — ведь у подруг и радость и горе пополам, разве не так? В здешних краях горы высоки, а воды чисты — значит, непременно где-нибудь есть монастырь. Завтра пойдем и поищем его, хорошо?
Ночь подруги провели друг подле друга. Поутру спрашивают хозяина:
— Нет ли в ваших местах монахов, хозяин?
— Монахов у нас отродясь не бывало, — отвечает тот, — а вот отшельники, словно облака, по горам бродят.
Женщины попрощались, взяли посохи и пошли наугад. Через несколько ли наткнулись на глубокое ущелье, а дороги дальше нет. Присели на камень отдохнуть. Тут Хун заметила ручеек, сбегающий с горы. Она вымыла руки, напилась и говорит Сунь Сань:
— Вода в этом ручейке чудо как свежа, давай-ка поищем источник.
Сунь Сань не возражала, и подруги начали подниматься по ручью к вершине. Через несколько сот ли они попали в лощину, заросшую прекрасными деревьями и удивительной красоты цветами, — никогда раньше не доводилось им видывать такие.
— Всего два дня назад мы расстались с родиной, и тоска по ней еще не успела ослабеть, а я уже очарована этим краем, — воскликнула Хун.
Углубившись в лощину, они наткнулись на извилистую речонку, а у берега увидели каменную глыбу, на которой сидел отрок-отшельник и кипятил чай.
Хун окликнула его:
— Мы потеряли дорогу, не поможешь ли нам ее найти?
Отрок в ответ:
— А здесь дорог нет — люди сюда не заходят. Кто вы такие?
Она не успела ответить, как из зарослей появился даос: на щеках румянец, волосы белы, благородный облик, приветливая улыбка, на голове холщовый платок, а в руке веер из белых перьев. Гетера с поклоном приблизилась к старцу.
— Простите, что потревожили ваше уединение, почтеннейший. Мы заблудились и не знаем, как выбраться отсюда. Помогите, прошу вас.
Даос внимательно посмотрел на Хун и, велев отроку проводить странниц, повернулся к ним спиной и исчез в зарослях. Хун и Сунь Сань последовали за своим провожатым и очень скоро оказались возле светлого, чистого домика. В тени сосны спят два белых гуся, по каменистой тропе бродят олени. Множество прекрасных мест видела Хун, но такую волшебную красоту впервые. Душа ее возликовала, сердце возрадовалось, отошли прочь все заботы. Уже знакомый женщинам даос стоял возле домика и пригласил их войти внутрь со словами:
— Не обессудьте, если что не так, я ведь старый отшельник.
Все вошли в дом, и даос говорит:
— По вашему виду, гостьи мои, я сразу понял, что вы из Срединного царства.[135] А здесь безлюдно, здесь царствует природа, и обидеть вас некому. Поживите немного у меня, наберитесь сил, а после подумаем, как вам вернуться к себе на родину.
Хун сердечно поблагодарила хозяина и спросила, как им его называть.
— Я отшельник, — ответил даос, — какое у меня может быть имя? Обычно меня называют даосом Белое Облако.
И остались Хун и Сунь Сань у старца.
Вернемся к тому времени, когда барышня Инь с тревогой ожидала возвращения Сунь Сань. Приехал с реки Цяньтан правитель и рассказал о гибели Хун. Заплакала его дочь.
— Ужасно! Слов нет, до чего же мне жаль бедняжку! Она продолжала ждать весточки от Сунь Сань, но и та пропала. Через несколько дней правитель Инь спросил дочь:
— Как ты думаешь, не могла ли Хун стать духом реки Цяньтан?
Дочь удивилась.
— А разве тела не нашли? Правитель пожал плечами.
— Сегодня мореходы, плавающие в устье реки Чжэцзян, сообщили, что приливом на берег выбросило два трупа, которые так побиты камнями и источены песком, что нет возможности даже понять, мужчины это или женщины, старые люди или молодые. А вечером отлив забрал утопленников с собой. И непонятно, почему трупов два.
Барышня Инь тоже не знала, что и думать.
Прослышав о смерти Хун, Лянь Юй прибежала в слезах к управе и начала просить позволения отыскать останки ее госпожи, чтобы предать их земле.
Правитель Инь отнесся к девушке участливо и дал ей лодку. Десять дней искала Лянь Юй останки своей госпожи, но так и не нашла ничего. Пришла домой, приготовила дары и вернулась на берег реки. Горько плача, девушка кидала в воду платья и драгоценности Хун и призывала душу утопленницы. Случайные прохожие, рыбаки со своих лодок, видя, как убивается Лянь Юй, глотали слезы.
Ни с чем возвратилась Лянь Юй в зеленый терем. Все в доме покрыла пыль, поникла трава у ворот, безмолвная тишина поселилась в саду и в тереме. Служанка заперла ворота, день и ночь проливала слезы и ждала возвращения слуги, посланного госпожой в столицу к Яну.
А Ян Чан-цюй все это время жил одиноко на постоялом дворе и ждал дня экзаменов. Неожиданно столицы достигла весть о нападении врагов на границы империи. Город кипел негодованием. Молодой Ян день и ночь размышлял о том, как помочь родине.
Как-то раз он сидел за столом, погрузившись в думы, такие глубокие, что трудно было отличить в них сон от яви. И привиделось ему, будто стоит он на берегу реки, где цветут лотосы. Он наклонился к воде, протянул руку сорвать цветок — и поднялся ураган, вздыбились волны и сломали лотос, и он упал в воду. Пораженный увиденным, Ян вскрикнул и очнулся. «Не простое это видение!» — с тревогой подумал он. И тут вошел слуга Хун из Ханчжоу и протянул ему письмо от красавицы. Вот что прочитал юноша:
«Я, несчастная с детства, Хун из Цзяннани, выросшая без родительских наставлений и оказавшаяся в зеленом тереме на положении подлой гетеры, которую презирают благородные люди, пишу Вам. Всю жизнь я мечтала встретить милого сердцу друга, чтобы подарить ему яшму с гор Цзиншань,[136] чтобы вместе с ним до истечения дней своих петь песню «Белый снег».[137] И вот появились Вы, мы полюбили друг друга и решили, что я стану Вашей наложницей, а Вы — моим мужем. Вы дали слово, твердое, как скала, а для меня хватает моего желания, глубокого, как море. Но судьба разлучила нас. Правитель Сучжоу, пользуясь моим подневольным положением, начал преследовать меня. То, что не удалось получить ему в Павильоне Умиротворенных Волн, он задумал взять на реке Цяньтан, когда будет водный праздник в пятый день пятой луны. Я словно птица в клетке, словно рыба в сети. Жить мне осталось недолго. Я решила последовать примеру Цюй Юаня, что бросилася в воду ради спасения своей чести. Как Женщина-утес,[138] и я не дождалась своего возлюбленного, но у меня нет сил ждать дольше. Жить опозоренной я не смогу, потому лучше мне умереть. Молю Вас — не горюйте обо мне, берегите себя и свершите все, что задумали. А когда вернетесь в родные края, помяните мою одинокую душу бумажной денежкой.[139] После смерти я уже ничего не сумею знать о Вас, ничего не сумею сказать Вам, но душа моя не исчезнет без следа. И я хочу, чтобы узы, которые так и не скрепили наш союз в этом мире, связали наши души в мире ином. Пожертвуйте сто ляпов серебра на храм — пусть люди в вашем далеком земном мире вспоминают о моей любви! Кисть дрожит у меня в руке, сердце разрывается от рыданий — как горько мне расставаться с Вами!»
Ян изменился в лице, слезы горя побежали по его щекам и увлажнили ворот одеяния.
— Не может быть, чтобы она погибла!
Он снова прочел письмо, вникая в каждое слово, потом спросил слугу, когда тот выехал из Ханчжоу.
— В четвертый день пятой луны.
— А когда ожидали правителя Сучжоу?
136
Цзиншань — горы в царстве Чу. Некто Бянь Хэ добыл там яшму и преподнес царю, но тот счел ее простым камнем и велел отрезать дарителю ступню. Так же жестоко поступил и его преемник. Только третий царь понял, что это яшма. Хун хочет сказать, что она дожидалась человека, способного оценить ее.
138
Женщина-утес. — По преданию, жена, проводившая мужа в поход, так долго сидела недвижно, что окаменела.
139
…помяните мою одинокую душу бумажной денежкой. — Обычай требовал сжигать на похоронах или поминках особые «деньги» из бумаги, имитирующие настоящие.