Ян выслушал и оставил свои притязания.
Зайдя однажды к Цзя, Ян узнал, что гетера уехала в местную управу, и был очень огорчен. Томясь скукой, он подумал: «Я видел красоты горы Лазоревого града лишь ночью. Почему бы не осмотреть ее при дневном свете?!» Взяв с собой мальчика-слугу, он стал подниматься к вершине. По пути встречались удивительные цветы и деревья, громоздились скалы причудливых очертаний, журчали прозрачные ручейки. Изрядно утомившись, Ян присел на камень отдохнуть и задремал. И в легком полусне увидел он вдруг бодисатву в шелковом наряде и с посохом в руке. Лик ее напоминал драгоценную яшму, глаза лучились светом. Подойдя к Яну, она сложила на груди руки и молвит:
— Здравствуй, Вэнь-чан! Быстро же ты позабыл Хун-лянь — Красную птицу. Теперь, я вижу, ты увлекся Феей, да-да, Феей шести небес. А меня ты не забыл? Я бодисатва Авалокитешвара из Храма Подлунных Волн в Южном море и по приказу Нефритового владыки доставила тебе сочинение У-цюя. Познакомь с ним людей! Бодисатва ударила посохом по камню и сказала в полный голос:
— Проснись! Я ухожу, мне пора.
Ян открыл глаза. Он сидел все на том же камне, но перед ним лежала книга. Вернувшись домой, Ян открыл ее. В самом деле, это были наставления У-цюя по астрологии, военному искусству и магии. К ночи он запомнил все и только собрался лечь спать, как услышал приближающиеся шаги, — это Фея со своими служанками шла в павильон любоваться луной. Ян выглянул в окно: не божественная ли Чан-э шествует к Дворцу Простора и Стужи, не Ткачиха ли разыскивает возле Серебряной Реки своего Волопаса?! Все перепуталось в голове Яна, все мысли перемешались: он перестал понимать, где люди, а где небожители. Но тут Фея вошла к Яну и, видя его растерянность, топнула ногой, желая вернуть его на землю.
— Немного выпадает в жизни прекрасных мгновений — нельзя спать в такую ночь! — весело сказала она. — Смотрите, луна стоит над рекой и зовет нас. Пойдемте-ка в павильон полюбуемся ею, а потом — ко мне в терем!
Ян велел мальчику-слуге присматривать за домом и отправился с Феей на берег. Будто снег, серебрится белый песок, высоко в чистом осеннем небе висит луна, взмывают ввысь испуганные людьми чайки. Красавица гетера идет по искоркам песка у самой воды, рука в руке с Яном, оборачивается к нему и говорит:
— В Цзяннани любят песню о прогулках весенними днями по лугам. Но у нас здесь ночь и луна, и я спою вам другую песню.
Она взмахнула рукавами, вспугнув чаек, и чистым голосом запела:
Ян продолжил песню:
Они поднялись в павильон. Только скрип якорных канатов там, где виднелись огоньки рыбацких лодок, нарушал тишину ночи. Опершись о перила, Ян проговорил:
— Река течет на восток, свет луны струится на запад, — как будто жизнь и смерть встречаются в этом павильоне. Сколько людей с древности и до наших дней, поднявшись сюда, видели то же, что мы с вами! И все они без следа исчезли! Одни бабочки в безлюдных горах да кукушка в бамбуковой роще не ведают ни прошлого, ни настоящего, ни жизни, ни смерти. Жалок удел людей!
— Вам грустно сегодня, — помолчав, сказала Фея. — У меня дома несколько мер вина. Давайте сядем у окна, будем смотреть на озаренные луной горные вершины и грустить вместе.
Ян кивнул, и они отправились в терем. И вот от выпитого вина кружится голова, гетера берет лютню и начинает играть мелодию любви, от которой сжимается тоскующее сердце Яна.
Назавтра тучи затянули все небо, и весь день шел мелкий осенний дождь. В одиночестве перечитывая небесную книгу, изгнанник незаметно погрузился в сон, от которого очнулся только глубокой ночью. Выглянул и увидел чистое, словно вымытое дождем, небо и на нем — ясную луну. Он тут же подумал о Фее, встал и, не разбудив мальчика-слугу, отправился к гетере. Вдруг видит: две служанки освещают дорогу шелковыми фонариками красавице в расшитых туфлях. Он узнал гетеру и радостно улыбнулся.
— Мне стало тоскливо одному, и я решил направиться к вам. Но, вижу, вы куда-то собрались…
Цзя отвечала:
— Небо чистое, луна сияет, воздух бодрит. Я подумала, что в такую ночь вы не спите, и мне захотелось светом своего фонарика скрасить ваше одиночество.
Ян взял гостью за руку и ввел ее в дом. Принесли вина, полилась беседа.
Внезапно загрустила Фея, и Ян спрашивает ее:
— О чем вы задумались?
— Десять безрадостных лет провела я в зеленом тереме, а теперь повстречала вас, и развеялась было моя тоска, но наши встречи скоро оборвутся! Все проходит — даже луна меняет свой облик: то она круглая, то похожа на серп.
— Верно, я говорил вам, что сослан не навсегда. Тому назад несколько дней я видела странный сон.
Вы восседали на белом облаке, уплывавшем куда-то на север, смотрели на меня и звали с собой. Вдруг грянул гром, страшная молния ударила прямо мне в голову — и я пробудилась. Этот сон предвещает мне несчастье, а вам — скорое возвращение в столицу и новые почести. Опустив голову, изгнанник задумался.
— В двадцатый день этой луны родился государь. Императрица-мать «выпускает рыбок в озеро»[164] и прощает всех прегрешивших. Ваш сон в самом деле может оказаться вещим.
Гетера в ответ:
— Я очень хотела бы радоваться вашему возвращению в столицу. Но ведь мы расстанемся — и едва ли доведется нам встретиться вновь. Мне остается только уйти в горы к отшельникам-даосам.
Ян улыбнулся.
— Вы хорошо сказали о себе, теперь мой черед сказать так же хорошо о нас. Решено: впредь мы будем вместе делить горе и радость, а луна над горой Лазоревого града будет светить нашей любви и не позволит нам разлучиться.
— Ваши речи — как золото, я запомню их до самой смерти! — радостно воскликнула Фея и, наполнив кубок, поднесла его Яну.
Опьяненный вином и любовью, Ян взял красавицу за руку и сказал:
— Я не Кашьяпа, а вы не бодисатва. С первой нашей встречи мы вели себя невинно, как дети. Но хотя бы в эту ночь соединимся в объятиях!
Гетера с раскрасневшимися щеками в ответ:
— Говорят, даже почтительному Цзэн Цаню[165] не удалось убедить мать в своей неспособности на убийство, даже преданнейший Юэ Фэй[166] был несправедливо обвинен в клевете. Мать не поверила сыну, государь не поверил верному подданному. Сможете ли вы поверить в чистоту моей любви, если тело мое не осталось чистым за десять лет, проведенных в зеленом тереме?!
Ян нежно взял руку гетеры и стал гладить ее. Рукав кофты поднялся, при свете луны показалось красное пятнышко[167] на белоснежной коже, — еще нежнее стала любовь Яна к Фее…
А время шло. Уже не одну луну провел Ян в изгнании. Настал день рождения Сына Неба. На торжественном приеме во дворце император говорит:
— Академик Ян Чан-цюй искупил свою вину. Пора ему возвращаться. Мы прощаем его и жалуем званием советника министра палаты церемоний. Объявите изгнаннику нашу волю.
Ян каждый день проводил с Феей и, казалось, совсем забыл, что у него есть в столице свой дом. Но однажды, взглянув на север, он вдруг затосковал по государю и отцу. И тут в ворота постучали. Мальчик-слуга сообщил, что прибыли гонцы палаты церемоний и привезли академику послание из дворца. Прочитав его, Ян тут же велел мальчику собираться в дорогу. На другой день он пошел проститься с Феей. Та уже все знала.
— Я хотел бы взять тебя с собой немедля, но опальным запрещено заводить наложниц. И потом, тебя еще не знают мои родители. Поэтому сейчас я поеду один, но сразу, как смогу, пришлю за тобой экипаж. Потерпи немного, пусть не точат твоего нефритового личика горькие слезы.
164
…«выпускает рыбок в озеро».-У буддистов существует обычай по определенным дням «отпускать живых тварей»: рыб — в водоемы, птичек — на волю, совершая тем самым акт милосердия.
165
Цзэн Цань (правильнее — Цзэн Шэнь) — добродетельный ученик Конфуция. Когда по ошибке его обвинили в убийстве, мать долго верила в его невиновность, но потом усомнилась в сыне.
166
Юэ Фэй (1103–1141) — полководец империи Сун; вел победоносную борьбу с чжурчжэнями, однако капитулянтская партия во главе с Цинь Гуем добилась того, что Юэ Фэй был по ложному навету арестован и умерщвлен в темнице; олицетворение мужества и верности долгу.