Говоря о встречающихся в романе исторических и географических несообразностях, мы отнюдь не стараемся «уличить» автора в недостатке знаний или небрежности. Речь идет совсем о другом о методе изображения действительности, в значительной степени связанном с фолъклорно-эпической традицией, возможно, воспринятой не непосредственно, а через демократические жанры повествовательной и сказочной литературы. Уже то, что герой романа Ян Чан-цюй и пять его жен и наложниц представлены как земные воплощения цветка лотоса и пяти жемчужин, низвергнутых с небес, есть отзвук древнего эпического мотива сошествия богатырей с неба в земной мир. Своего рода «цитаты» из сказок и легенд разбросаны по роману всюду, где речь идет о сверхчеловеческих способностях и дарованиях героев, повелевающих не только людьми, но и духами и силами природы. Особенно явственно эта связь с фольклором проявляется в батальных эпизодах, причем не только в гиперболическом и фантастическом изображении, но и в самой ткани повествования, в частых обращениях к устойчивым приемам и оборотам речи, «эпическим штампам».
Вот один из многих примеров: «Начжа с заносчивым видом выступил вперед. Ян оглядел его: девяти чи ростом, десяти обхватов в поясе, над хищными глазами нависли густые брови, нос с кулак, рыжая бородища, лицо круглое, как лепешка, в правой руке у варвара меч, в левой флаг… В стане варваров загрохотали барабаны, и на поле выскочили сразу два воина. А к Лэю присоединился Су Юй-цин, которому не было равных в умении сражаться трезубцем. Двое против двоих, они десять раз сходились, но никто не одолел» (гл. 11).
Сравним с этим следующие отрывки: «Кун-мин взглянул на Хуан Гая и увидел: росту высокого — в восемь чи, лицо как полная луна… густые-прегустые брови, пара тигровых глаз, прямая голова, квадратный рот…»; «Чжан Фэй страшно разгневался, выехал верхом, держа в руках волшебное копье в чжан и восемь чи длиной… Сблизились кони. Тридцать раз съезжались противники, и нельзя было различить, кто побеждает, кто терпит поражение».
Эти два отрывка взяты из сравнительно недавней записи устного сказа и из так называемой «народной книги», созданной на основе подобного же сказа лет семьсот назад. Как видим, все процитированные фрагменты разделены многими столетиями, но характер описаний и даже словарь весьма похожи, что говорит об устойчивости фольклорной традиции в дальневосточной культуре. Вполне вероятно, что подобные же сюжеты, но с иными героями, рассказывали и корейские сказители «квандэ». Разумеется, многое в стилистике и приемах построения образов в романе идет и от чисто литературной традиции — новеллы на классическом языке, городской повести, героическо-авантюрного, фантастического и, в меньшей степени, бытового романа.
Традиционен во всех своих поступках и суждениях и главный герой романа — Ян Чан-цюй. Во множестве произведений самых разных жанров, начиная с историографических трудов и квазиисторических преданий, изображался юноша из небогатой и незнатной семьи, своими талантами и мужеством пробивавший себе путь к вершинам власти и почета. Для Ян Чан-цюя необыкновенно быстрое достижение этих целей в какой-то мере облегчается его чудесным происхождением. Но главное все-таки в том, что все его поведение отвечает идеальным (конфуцианским в своей основе, но в определенной степени сочетающимся с народными) представлениям о достойном человеке и гражданине. Почтительный сын, заботливый и твердый глава семейства, верноподданный, все свои помыслы отдающий благу государства и народа, — таким рисуется на всем долгом пути повествования Ян.
И если в юные годы он и позволяет себе некоторые вольности: влюбляется в гетеру, не хочет жениться на дочери министра, то вскоре полностью входит в роль образцового мужа — храброго воина, мудрого государственного деятеля и доброго семьянина.
Он все знает, все предвидит, владеет всеми науками, включая оккультные, наносит поражение всем врагам, разбивает козни всех интриганов. Его любят жены и наложницы, почитают достойные царедворцы, высоко ценит император. Правда, это не спасает Яна от временных опал, вызванных интригами, от вынужденной ссылки или оставления высокого поста по собственной воле и жизни в глуши, в своем роскошном поместье. Однако тучи рассеиваются, милости возвращаются, император не в состоянии справиться с иноземными врагами и собственными злонамеренными вельможами без помощи нашего героя, и традиционный счастливый финал завершает жизненный путь Яна и его близких.
Читатель, наверное, обратит внимание на то, что Ян, являясь в нескольких войнах верховным командующим минских войск, сам очень редко непосредственно участвует в сражениях. Все воинские труды и опасности берут на себя его подчиненные или же его возлюбленные, девы-воительницы. Не следует думать, будто автор хотел этим как-то принизить своего героя: по тогдашним представлениям, задача истинно великого полководца в том и состояла, чтобы все заранее рассчитать и предвидеть, поручив исполнение своих замыслов другим. Когда это необходимо, Ян проявляет мужество в воинском деле и мудрость в политике.
Много раз на протяжении романа Ян в своих речах и докладах трону выказывает понимание истинного положения дел в стране. Впервые покинув дом, чтобы попытать счастья на государственной службе, он сталкивается с разбойниками. И тут выясняется, что он знает — эти разбойники на самом деле голодные крестьяне, которых толкает на преступление нужда, а не какая-то врожденная порочность. Впервые обращаясь к императору, он пишет о том, что его министры забросили дела страны, чиновники не умеют отличить правду от лжи, местные правители растрачивают казну и не заботятся о нуждах народа. Достается и императору — он, по словам Яна, проводит все время во дворце, судит о положении в стране лишь по донесениям своих чиновников, верит их льстивым речам. И позже он не раз без обиняков говорит государю о неблагополучии в стране, о тяготах жизни простого люда, бездарности и бесчестности сановников, всеобщем падении нравов, укоряет и самого Сына Неба.
Высказывая все это, Ян не выходит за пределы конфуцианских установлений, предписывавших верноподданному сообщать трону о замеченных им неполадках в стране и предлагать свои рецепты их устранения, хотя на практике редкий царедворец решался говорить всю правду. Но к чему же сводятся советы Яна? Увы, они не блещут новизной. Главное для него — это совершенствование системы государственных экзаменов, привлечение к делам правления достойных людей, изучивших классические каноны и способных вести страну по пути идеальных государей древности. Новые веяния, представленные школой «реальных наук», прямого отражения в романе еще не получили.
Тем не менее гражданственная позиция автора не вызывает сомнений. Конечно же, говоря о бедственном положении народа, неспособности правителей, царящих при дворе интригах, он имеет в виду не столько минский Китай, сколько современную ему Корею, тем более что порядки и социальные беды в обеих странах имели много общего. Не случайно так много внимания уделено борьбе придворных партий: существование двух клик аристократов и жестокая борьба между ними были постоянным фактором политической жизни Кореи той эпохи и оказывали пагубное влияние на положение дел в стране. Однако носитель высшей власти, Сын Неба, изображен в романе человеком хотя и незлым, но слабым, недалеким, вечно нуждающимся в поучениях, и вряд ли сам автор рассчитывал, что он и подобные ему правители действительно захотят и смогут сделать что-нибудь реальное для облегчения участи народа.