Небо было покрыто облаками, и я даже не мог ориентироваться.
Так я блуждал несколько часов, не зная, куда деваться, покуда слабые сумерки не сменила темная ночь.
И вдруг я увидел среди деревьев нечто похожее на копну сена и направился к ней. Приблизившись, я убедился, что это хижина, построенная человеческими руками. Пол хижины был устроен из лиан, связывавших между собою три или четыре крепких корня. Крыша была сделана из банановых и пальмовых листьев. Три стены были сплетены из лиан и гибких ветвей, а четвертая сторона была открыта, и через нее можно было видеть внутреннюю обстановку этой странной хижины, будто висевшей в воздухе.
Я без труда добрался до нее и увидал, что она окружена предметами, которые ясно показывали, что занимал ее человек, вышедший отсюда совсем недавно.
В хижине от одного угла до другого протянулся гамак, к нему были привешены пучки лука, чилийского перца и связки спелых бананов. По углам стояли корзины с картофелем, апельсинами, лимонами, манго и разными другими плодами.
Снаружи у входа я увидал подвешенного за лапы кубинского зайца, ободранного и выпотрошенного. Было ясно, что его только что собирались зажарить, потому что и вертел был уже приготовлен, и костер разложен на очаге из глины, устроенном посредине хижины.
Ясно было, кому принадлежит это жилище. Достаточно принять во внимание его расположение и поглядеть на находившиеся в нем предметы, чтобы понять, что тут живет беглый негр, то есть человек, которого ищут, преследуют и травят как дикого зверя. Кто же именно жил в этой хижине? Не трудно было догадаться. Наверное, тот самый негр, которого я встретил в чаще, страшный и свирепый Крокодил. Я так же был в этом уверен теперь, как если бы встретил его самого на пороге жилища, как если бы я уже видел здесь перед собой это отвратительное существо.
Мне сразу вспомнилось описание внешности Крокодила, сделанное Гаспардо, и у меня пропала всякая охота пользоваться и дальше заочным гостеприимством беглеца. Из нашей встречи с ним не могло выйти ничего хорошего. Быть может, он разозлился бы, что я открыл его убежище, и наверняка постарался бы убить меня, чтобы я не сообщил о нем куда следует.
Размышляя таким образом, я все смотрел на зайца, подвешенного на крюках у входа в хижину, и, сам не знаю почему, мне стало казаться, что это не заяц, а... человеческий труп. Я решил не оставаться больше ни минуты под кровлей Крокодила. Несмотря на то, что уже совсем стемнело, я, хоть с трудом, еще различал в потемках нечто вроде тропинки среди деревьев. Я прошел по этой тропинке ярдов полтораста; наступила ночь, и стало темно, хоть глаз выколи. Дальше идти было уже немыслимо: я бы непременно заблудился и потерял последние шансы на спасение. Приходилось оставаться под корнепусками до утра.
Чтобы устроиться там по возможности удобнее, я отыскал место, где ветви были покрепче и поплотнее, и уселся там в положении бифштекса на решетке, предварительно привязав себя поясом к самому толстому стволу. Без этой предосторожности я, заснув, мог упасть в ил и стать пищей кайманов.
Положение мое было незавидное. Я уж не говорю о комарах, летавших тучами и донимавших меня беспощадно. В болотах под корнепусками обычно водятся самые злые, самые ядовитые комары.
Однако усталость от долгой ходьбы и треволнений взяла свое: я вскоре заснул.
Сколько времени я проспал – не знаю. Может, час, может быть, два, а может быть, и больше. Но все время я видел страшные сны; кошмары, один другого ужаснее, душили меня. Во всех сновидениях фигурировал дон Мариано и его прелестная сестра, теперь моя невеста. Она была похожа на ангела, и вокруг ее головы сиял ореол, но тем не менее она была печальна, подавлена тоской. Возле нее стояли два демона: один – в роскошной одежде, а другой – черный и гадкий, похожий на мифического Вулкана, с испещренной отвратительными рубцами кожей, как будто ее подпалили все искры адской кузницы. Первый демон, очевидно, был гоахиро, о котором мне говорил Гаспардо, а второй – сам Крокодил, беглый невольник-негр.
Они были, по-видимому, главарями целой шайки демонов, которые окружали их и спорили между собой из-за моей невесты, которая отчаянно кричала и звала меня на помощь. Два главаря, по-видимому, вырывали ее друг у друга.