– Так его зовут Рафаэль Карраско?
– Точно так, сеньор. В окрестностях Батабано это первый смутьян и жулик. Себя он зовет дон Рафаэль, но ему больше пристало бы имя дон Дьявол. Раньше он завел привычку приезжать к нам на плантацию, но хозяин ему запретил.
– Почему? Разве Рафаэль сделал ему что-нибудь скверное?
– Я с удовольствием отвечу вам, сеньор, если вы дадите мне слово никому не рассказывать о том, что вы от меня услышите.
– Будь спокоен, Гаспардо. Я умею молчать.
– Карраско осмелился поднять глаза на прекрасную сеньориту Хуаниту.
– Не может быть!
Понятно, я заинтересовался этим негодяем.
– Но как же это узнали? Гаспардо, расскажите, пожалуйста, мне эту историю.
– Хорошо, сеньор. Это было в какой-то праздник. Рафаэля попросили спеть песню. Надо вам сказать, что он хоть и жулик, а поет и играет на гитаре превосходно. Многие гитаристы сочиняют у нас песни сами, не отстает от них и Рафаэль. И вот он вздумал спеть песню, которую сложил в честь нашей сеньориты; в этой песне очень вольно описывались ее прелести. Дон Мариано разгневался и строго запретил Рафаэлю показываться на плантации.
– А сеньорита тоже рассердилась? – спросил я, делая неимоверное усилие, чтобы скрыть свое волнение.
– Не знаю, как вам и сказать, кабальеро. Ведь женщины кто их разберет? – такие странные создания... Им приятно, когда воспевают их красоту, да еще в стихах. Поверьте, что самая лучшая, самая скромная из них готова с удовольствием выслушивать похвалу своим прелестям. Взять вот хотя бы донну Эвсебию Хомес, дочь одного из самых крупных здешних землевладельцев. Она влюбилась в гоахиро, убежала с ним и вышла за него замуж. А почему? Только потому, что он пел ей песни про ее глазки и прочее. О, все женщины без различия очень тщеславны, как бедные, так и богатые!
Признаюсь, суровый отзыв Гаспардо о женщинах произвел на меня очень неприятное впечатление и навел на такие размышления, которые до сих пор не приходили мне в голову. Теперь уже нечто большее, чем просто любопытство, побудило меня продолжить расспросы.
– Когда же это случилось?
– В праздник, сеньор, я же вам сказал. У нас всякий год бывает праздник после уборки полей. В ознаменование этого радостного события нам позволяют собираться для застолья и танцев. Всем можно приходить на такие праздники. В этом году праздник совпал с отъездом дона Мариано в то путешествие, из которого он вернулся вместе с вами. И чтобы ничего не случилось, пока он ездил, молодая девушка жила у тетки в Гаване.
– Значит, можно предположить, что сеньор Карраско за это время отрезвился и забыл о своих смехотворных притязаниях?
– А кто же его знает? Во всяком случае у него не может быть никаких надежд. Жалкому голодранцу, каким он и является, нельзя же думать всерьез о такой знатной барышне, как донна Хуанита Агвера. Это все равно, как если бы я вообразил, что меня могут сделать первым алькальдом города Батабано. Что же касается теперешних мыслей Рафаэля Карраско, то разве можно поручиться за подобного человека? Я его считаю способным на все, на все что угодно. Он водится с самыми последними негодяями в здешних местах, со всеми ворами и контрабандистами. Только на прошлой неделе его видели вместе с Крокодилом.
– А это еще что за господин?
– Сеньор, неужели вы не знаете?
– Нет.
– И не слыхали никогда?
– Не слыхал.
– А у Dios! Удивительно! А я думал, что о нем все знают.
– Значит, вы ошибались. Не все, я составляю исключение.
– В таком случае я вам расскажу, – продолжал Гаспардо. Крокодил – это беглый невольник, принадлежавший когда-то дону Агвера. Но так как он был очень злобным, то дон Агвера продал его другому плантатору, своему соседу, от которого Крокодил вскоре и убежал. Вот уже семь лет он в бегах, и его не могут поймать, несмотря на все усилия. При этом он даже не особенно и прячется: не проходит недели, чтобы его не видели на той или другой плантации, чтобы он не соблазнил двух или трех негритянок или не ограбил их хозяина. На него несколько раз устраивали большие облавы с собаками и с лучшими охотниками, но все напрасно. Он просто неуловим.