Так уж бывает в этой противоречивой и не логичной жизни, что Рим спасли глупые гуси, а мост может рухнуть из-за лопнувшего или незатянутого болта.
Обделили в этой схватке за дефицит какую-то кладовщицу, а она оказалась обидчивой, очень мстительной, но неожиданно предприимчивой и даже весьма продвинутой в своей предприимчивости дамой. Будучи, несколько позднее, в областном центре на базаре, она не поленилась зайти на почтамт и позвонить в милицию с рассказом о том, что происходит в их гарнизонном военторге, и кто там «банкует»!
Мало того, дорогой читатель, что она позвонила. Позвонила ведь она не просто в милицию, а в уголовный розыск и не в областной прикормленный, а в матушку Москву, и не просто в столицу, а прямо на Петровку, 38!
Это было всё!
Ничего не подозревавший Гребещин с проверяющим из штаба армии и дежурными тётками из гостиницы даже не успели ещё всё допить и, по обыкновению своему, сломать кровать, а следственная бригада Главного управления внутренних дел уже прибыла в военный городок и прибыла даже быстрее, чем глупая кладовщица к себе домой.
Склады, магазины, шкафы и сейфы были в одночасье закрыты, опечатаны и началась ревизия, которая шла почти месяц. Воровство выявилось несусветное и срока ломились огромные. Но кому?
В первую очередь, естественно посадили начальника военторга Мехмедова и его зама Клавку Зайцеву, жену капитана Володи Зайцева, который служил в одной части с Апраниным. Все стены в их квартирах простукивали, просвечивали и просверливали, а гаражи и погреба под ними перерыли, аж, несколько раз.
Уже близился судебный процесс, когда майор Мехмедов неожиданно заявил, что слова от него никто больше не услышит, пока рядом с ним на скамью подсудимых не сядут генерал-майор Гребещин и полковники Завидонин и Сидорчук.
Назревал скандал, грозящий вылиться в позор Вооружённых Сил. Нужно было что-то делать, что-то предпринять…
И сделали и предприняли!
Процесс срочно свернули, дав Мехмедову половину срока и пообещав отпустить через год за хорошее поведение, а Клавке и того меньше. Подсудимые были вполне довольны, тем более что ни в стенах, ни в погребах московские сыщики ровным счётом ничерта не нашли!
Но резонанс есть резонанс и с застуканными «тремя толстяками» нужно было тоже что-то делать… Поэтому были приняты, по партийному принципиальные, крайне жёсткие и весьма радикальные решения.
Гребещин был освобождён от должности командира ракетной дивизии и из солнечного Казахстана с «невиданным позором» переведён дежурным генералом в Подмосковье, напрочь лишившись личного состава и утешившись, разве что, чуть большей квартирой и чуть большей зарплатой! Так ему и надо, нечестивцу!
С Завидониным, который пережидал судебные разбирательства с внезапно расстроившимся здоровьем в «политическом убежище» окружного госпиталя, поступили ещё жёстче. Отправили его, окаянного, на генеральскую должность областным военкомом в чернозёмную зону страны готовить, исходя из его боевого опыта, достойное пополнение для армии.
Но, друзья мои, безжалостнее всего обошлись с работником партийно-политического фронта Сидорчуком, сослав его болезного, правда не на каторгу, а на кафедру, и не просто на кафедру, а на кафедру «Марксистско-ленинской этики и эстетики», старшим преподавателем в профильную академию столицы.
Что ж, так или иначе, дивизия освободилась от скверны и командование ею принял молодой и деятельный полковник Карташов, бывший начальник штаба дивизии, до этого находившийся в тени «прежнего режима». Жена его, умная и добрая женщина, заведовала гарнизонным Домом бытового обслуживания, собравшим в своём хлопотном хозяйстве с десяток мастерских по разного рода пошиву, изготовлению и ремонту. Кстати, именно там, фотохудожником, и работала будущая жена нашего героя, о котором мы, дорогой читатель, совершенно забыли, увлёкшись жуткими рассказами о человеческом грехопадении.
А наш Апранин, тем временем, был всецело поглощён службой, которая заключалась в бесконечных регламентных работах на пусковых установках в позиционном районе дивизии в радиусе до ста километров от военного городка.
В арсенале его небольшого офицерского саквояжа всегда были стограммовые, практически не бьющиеся, стаканчики с толстым рифлёным дном, мельхиоровые вилочки, острый охотничий нож, репчатый лук, сало и хлеб. Естественно стаканчики не пустовали, поскольку в распоряжении регламентной группы всегда был чистейший медицинский спирт, без которого соваться зимой в ледяную степь было нельзя.
Паузы в работе, вызванные невозможностью открытия крыши ракетной пусковой шахты, из-за, без конца шныряющих по небу американских спутников-шпионов, могли длиться часами и сутками, а тем более, когда ветер усиливался, рискуя перевернуть технику.