– Да, он не воскресал, потому что он и не умирал, и здесь нет никакого чуда! – в свою очередь повысил голос Апранин.
– Кто же тогда на кресте? – в словах старца прозвучало явное ехидство, – Бог?
Неожиданный и слишком принципиальный вопрос ввёл Юрия в некоторое замешательство, но оно длилось не долго.
– Нет, человек, сын Бога, как каждый из нас, наш брат. Он искал истину, собирал по крупицам, он был готов её воспринять, и Небо открыло ему эти знания, – он говорил отрывисто, разделяя и как бы взвешивая слова.
– Но позвольте вам заметить, молодой человек, – бородатый понизил голос и захрипел, – церковь проповедует таинства и чудеса, которые по сути своей обман, да и сами попы живут, не соблюдая правил, которые проповедуют пастве!? – старик пристально и неотрывно смотрел в глаза нашему герою немигающим испытывающим взглядом.
– Дедушка, – с нарочитым снисхождением к блаженному, начал Юрий, найдя противовес напору старца, – людям нужны чудеса, потому что они не знают, не понимают зачем живут и поэтому чувствуют себя ничтожеством. Но, приходя в храм, постепенно, человек сам начинает задумываться о своем месте в Мироздании. Со временем, церковная мишура уходит в его жизни на второй бытовой план, а в душе крепнет та истина, которую Иисус сам говорил слушающим его, и чем так напугал предыдущую церковную структуру, пережившую свою веру, и уже не дававшую людям ответа на вопрос о смысле жизни. Что же касается того, живут или нет служители культа по церковным заповедям, которые сами же и проповедуют, то на это давным-давно ответил святой Франциск, и ответил он так: не живите, как мы живем, а живите, как мы говорим, ибо, в конечном счете, каждый будет отвечать за свои поступки и прожитую жизнь сам, – последние слова Апранин произнёс уже на довольно высокой ноте, но они повисли в тишине без ответа.
Дуб с берёзой и гаревая дорожка с усадьбой исчезли, снова возник парк, но уже не вечерний, а ночной. Восходящая полная луна в вышине серебрила молодую тёплую листву столетних красавцев тополей, а в глубине их, среди акаций, стелились длинные загадочные тени по аллеям, выложенным узорчатой плиткой.
Но старик не исчез, он продолжал сидеть, правда, уже на парковой лавочке, задумчиво перебирая жилистыми руками суковатую струганную палку-костыль. Затем он, ничего не говоря, устало поднялся и, как ни в чём не бывало, неторопливо пошёл в глубину парка. Однако, пройдя несколько шагов, остановился. Повернувшись, он с улыбкой то ли кивнул своему оппоненту, то ли поклонился, и снова зашагал прочь, через минуту растворившись в темноте.
Юрий рассеянно смотрел вслед. Встреча со стариком, его неожиданное, невероятное появление и внезапный уход не сбили рассуждений. Как бы проверяя свою позицию и правоту, в этом неожиданном и очень важном споре, он молча повторял про себя:
– Стучащему в дверь открывают. Но когда Он поведал истину людям, те распяли его. Ибо истина в том, что человек свободен так, как свободна его душа – часть божественного тонкого мира. Люди, не способные встать с колен, чувствуют свое ничтожество перед проповедником свободы и если не способны измениться, то разбивают зеркало, в котором отразилась их трусость и уродство, – строил свои рассуждения наш герой. – Но есть еще и совесть, подводил он итог, и люди, боготворя ими же распятого пророка, создают новую церковь, и по сути все повторяется. Да, третьего не дано! Всё повторяется и это правильно! И Бог не суровый судья, а любовь и гармония! Что именно принесет душа с собой, возвращаясь домой, в тонкий мир? Вот, что важно! Исходя из этого, и будет следующая «командировка», оптимально использующая предыдущий результат!
Вывод был сделан и, более не вспоминая о чудесах со стариком, он поднялся со скамейки.
На чердаке
Перейдя через школьный двор, поросший густой мелкой травой, Апранин скользнул мимо вертушки турникета в проёме ограды и зашагал по улице. Два фонаря выхватывали из темноты арочные окна бывшей синагоги и белокаменные постройки какого-то учреждения с просторным двором, на котором мирно спали несколько тракторов и машина с зеленой цистерной.
Возле перекрёстка, посмотрев налево, он в глубине огородов, сквозь сетку низкорослых корявых вязов, висящих над дорогой, увидел до боли знакомые очертания родительского дома с залитой лунным светом крышей. Минуя вязы, Юрий подошел к калитке, на ощупь открыл с внутренней стороны крючок, звякнула клямка, и он оказался под яблонями. По мокрой низкорослой траве, в детстве называемой мокрицей, которую очень любили куры, он подошёл к крыльцу, остановился под кустом сирени и осмотрелся.