Выбрать главу

— Как не стыдно! — говорила между тем Наденька, бегло ревизуя прихожую, кухню и кабинет, везде распахивая окна и выпуская на волю уборщиков, а я тащился следом, помалкивая и поеживаясь. — Здоровый мужик, а валяется до полудня на кровати! Ты можешь мне объяснить, зачем ты вырядился в эту… я даже не знаю, как это назвать! В каком каталоге ты ее откопал? Председатель бюро, да и только… А-а, ну конечно, как я сразу не подумала! Но, милый мой, прежде чем стать посмешищем, нужно заслужить это. Тут краткого курса мало, тут надо всю жизнь посвятить истории Власти, заработать не менее чем семизначный код, а то и восьмизначный, как у Геноссе Аппаратовича, надо вжиться в обычай и нравы эпохи абсолютизма, а не просто копировать внешние признаки! И вот только тогда, да и то лишь годам к пятидесяти, ты можешь стать одним из функционеров городского бюро. Твое стремление, конечно, похвально, если это действительно твое стремление…

— «Геноссе Аппаратович — настоящий герой труда», — я осмелился наконец вставить свою реплику в монолог Наденьки.

— Именно! — обрадованно воскликнула она, невольно скопировав председателя горбюро. — Чтобы стать и оставаться специалистом такого класса, как Геноссе Аппаратович, надо много и долго работать, — Наденька опять оглядела меня с головы до ног и сморщилась, будто вот-вот чихнет, — а не валяться в этом… — Она не выдержала и фыркнула. — Слушай, Дима, я не могу говорить с тобой серьезно. Тебе же все-таки тридцать два года, а не двенадцать! Может быть, ты все-таки переоденешься?

— Нет, — твердо сказал я. — Мне в этом теплее.

— Ну и ладно, — вздохнула она, усаживая меня за стационарный терминал в кабинете и сама усаживаясь сбоку. — Ну и Власть с тобой, золотая рыбка. Можешь потеть, если тебе так нравится. — Она подперла подбородок ладошкой, локотком включила терминал и стала смотреть на меня в упор с насмешливой жалостью, а я сидел, положив руки на колени и изо всех сил выпрямившись. Двоечник перед учительницей. Только учительница в два раза младше своего лоботряса. — Так чем же ты все-таки занимался? — спросила она.

— Беседовал с Информаторием, — покорно ответил я.

— О че-ом? — протянула Наденька, полуприкрыв ладошкой губы. — С твоими-то двумя знаками?

— Видишь ли… — промямлил я. — Он зачем-то открыл мне десятизначный код… То есть, беседовал-то я без всякого кода, а потом…

— Не понимаю я тебя, Дима, — вздохнула Наденька. — Ну, провалялся, ну, пробездельничал. Бывает. Даже со мной иногда бывает… Да-да, я, если хочешь знать, иногда бываю страшной лентяйкой! Но врать-то зачем?

— Я не вру. Я действительно беседовал с Информаторием.

— По десятизначному коду?

— И по нему тоже.

— А вот я сейчас проверю, и тебе будет стыдно. Проверить?

— Проверь, — согласился я.

— Ну, хорошо. Тащи сюда карманный терминал.

— Зачем? — удивился я. — А этот?

— Тогда отойди и отвернись!

Я пожал плечами и подчинился.

— И нечего обижаться, — говорила за моей спиной Наденька. — Все-таки у меня пятизначный код, и не могу же я… Ой.

— Что там такое? — спросил я, не решаясь обернуться.

— Сейчас. Извините… Дмитрий Алексеевич, ознакомьтесь, пожалуйста…

Я подошел и ознакомился. Четыре строки на экране:

«Значность кода жильца этой квартиры?

Десять.

Видит ли жилец нашу беседу?

Нет.

Ознакомьте и отвернитесь».

Я посмотрел на Наденьку, ожидая, что она объяснит или рассмеется, или… ну, не знаю что, а она поняла мой взгляд по-своему, вспыхнула и поспешно отошла в угол. На экране между тем появилась новая строчка:

«Подтвердите, пожалуйста, ознакомление слепым набором своего спецкода».

Я подтвердил, и экран тут же погас.

— Все, Дмитрий Алексеевич? — спросила из угла Наденька.

— Тайны Мадридского двора… — проворчал я, стараясь убедить себя, что озадачен. (Я не был озадачен. Мне было противно. И немного жутко.) — Все, конечно. Только почему это вдруг на «вы»? Или мне уже не тридцать два, а наконец-то шестьдесят?

— Почему бы и нет, Дмитрий Алексеевич? Если вам это зачем-то нужно… — неуверенно сказала Наденька, неуверенно подходя ко мне и неуверенно глядя на меня, как… Как та, другая Наденька из другого мира смотрела иногда на Командора. Снизу вверх.

— Вольно, юнга! — вырвалось у меня. Наденька широко, шире окон, распахнула глаза (для ядения ими начальства) и вытянулась в насмешливом подчинении — там, на палубе шлюпа, чуть севернее мыса Итапетра, и волны Ионического моря бросили отсветы древнего южного солнца на лицо юнги… Но это было там. А здесь — судорога почтительности, отнюдь не насмешливой, пробежала по ее лицу и стерла воспоминание. Которого не было. Не могло быть.