Она готова была рассмеяться, но вдруг поняла, что Самулиган здесь не для того чтоб привести ей оппонента — он и был противником. Веселье улетучилось, когда Уна заметила потеки засохшей крови по контуру металлических вмятин и еще более въевшиеся струйки крови, которые никто и никогда и не подумывал вычищать из шипов и заклепок на плечах и локтях.
Латы словно были объяты зловещим ореолом и, как заметила Уна, поглощали, а не отражали окружающий свет. Теперь Уна, как на ладони, могла прочесть их кровавую историю. Эта броня участвовала в испытаниях и закалилась в боях, а она — тринадцатилетняя девочка, ростом метр тридцать — вряд ли может похвастать тем же. Появилось ощущение, что доспехи сами по себе хотели схватить и сжевать ее. Она поняла, что латы сделаны эльфами, и простой взгляд на них уже заставлял врага трепетать.
Она проглотила ком, представляя, как пятьсот лет назад Эльф по имени Самулиган, будучи могущественным генералом, командовал войском Королевы фей во время Великой войны. Глядя на него сейчас, в этих устрашающих доспехах, девушка поняла, почему сам Великий Освальд боялся генерала и зачем Древние маги заставили Самулигана служить вечно Маятнику, захватив эльфа в плен.
— Конечно же, Самулигану не позволено причинять мне вред, — произнесла Уна и услышала тревогу в собственном голосе.
Очевидно, что эльф почуял ее страх. Он оскалился своей ужасной улыбкой. Глаза сверкали неистовым восторгом под полями шляпы, и, хотя девушка сильно любила слугу и доверяла ему всю свою жизнь, она задрожала, как осенний лист, в лучах этого взгляда.
— Он не навредит тебе, — попытался заверить ее Волшебник, но кривая ухмылка Самулигана говорила об обратном. — Он просто предвкушает новое испытание. Нет-нет он не покалечит тебя… То есть целенаправленно не сделает этого, но его задача — помешать тебе добраться до цели, до центральных ворот. И в своем деле он мастер, могу тебе заверить. Он испытывал меня, а до меня Армана Шармана и всех подмастерьев за последние сотни лет. Он не заменим, ибо кто еще лучше смог бы подготовить ученика к битве с феями, как не сам фей?
Уне на секунду задумалась, мог ли Самулиган держать обиду на Волшебника за стремление разгромить фей в сражении. Но если Самулиган и держал злобу, то никогда не выказывал этого, и, действительно, глядя на него сейчас, создавалось впечатление, что он горит желанием сиюминутно начать подготовку Уны.
— Но сначала, — заговорил Волшебник, поднимая палец вверх, чтобы акцентировать внимание на важности своих слов, — сначала ты должна подключиться к источнику магии. Ты должна соединиться с домом. И думаю, без этого ты не обойдешься…
Он вытащил из кармана тонкую черную волшебную палочку и протянул Уне. Это не была палочка Волшебника, так как палочка дяди была коричневого цвета и была вырезана из дуба. Эта палочка была гладкая, блестящая и черная, словно ночь. Это была палочка, которую Уна уже держала в руках, несколько месяцев назад, когда достала ее из темного ящика на вершине Волшебной башни. Это была палочка самого Освальда Великого.
Уна ощутила покалывания, словно держала в руке холодный металл, хотя знала, что палочка сделана из дерева. Сколько славных дел свершилось с помощью этой палочки, замечательных подвигов, которые сейчас описаны в учениках. Она смогла бы назвать с десяток из уроков истории, услышанных от Дьякона. Не задумываясь. Даже те, которые уже свершились при запечатанном Стеклянном портале. Считали, что палочка и была тем единственным ключом, запирающим и открывающим Портал.
Просто прикасаться к магической реликвии само по себе уже было волнительно. С тех пор, как Уна добыла ее из заколдованного ларца, палочку спрятали в Маятнике, и ее местонахождения знал лишь Александр.
— Определенно, тебя съедает любопытство, зачем тебе палочка Освальда, — сказал Волшебник.
Уна бросила на дядю быстрый взгляд, прежде чем ответить:
— Для связи с домом нужен проводник. Палочка или ее заменитель. У меня уже есть увеличительное стекло и, как показывает практика, оно отлично заменяет палочку.
На самом деле, Волшебник уже предлагал ей смастерить отдельную палочку — «эксклюзивный вариант» — но девушка отказалась. Она предпочла гладкую деревянную ручку и блестящий золотой ободок лупы, которая была для нее важнее, чем любой другой кусок дерева. Это была лупа ее отца и, хотя он сам и не был волшебником, Уна всегда чувствовала, что его частичка была с ней, направляла ее, когда она держа лупу в руках.
Она тут же вспомнила о негодяях, ответственных за гибель отца, разгуливающих на свободе и безнаказанно занимающихся своими грязными делишками.