Выбрать главу

— У вас сорок минут, чтобы закончить блюдо, — объявил шеф Грубьян. — И мы стартуем… прямо сейчас!

Студенты-поварята начали бегать вокруг своих кухонных стоек, вытаскивая горшки и сковородки, и прочую кухонную утварь из ящиков. Они дрались за ингредиенты возле кладового стеллажа, растянувшегося на всю стену. Уна чувствовала, как задрожал пол, когда мистер Хлоп рванул к стеклянной банке с какими-то белыми хлебными крошками, но громадная мужская рука зависла в воздухе, так как банка чудесным образом унеслась через комнату в распростертые руки Самулигана.

— Что за?!.. — озирался мистер Хлоп в поисках банки.

— Какие-то проблемы, мистер Хлоп? — с укором спросил Грубьян. — Что за потерянный вид. Повар не должен теряться на своей собственной кухне.

— Точно! — подхалимничала Исидора, открывая банку растительного масла, чтобы налить в кастрюлю. Но, как и хлебные крошки мистера Хлопа, ее кастрюлька улетела в руку Самулигана. Это произошло настолько быстро, что Исидора не успела ничего понять, и пролила масло прямо на столешницу.

— Сосредоточьтесь на своей работе, мисс Айри, — выругался гений кулинарии. — Первоклассный шеф-повар никогда не переводит продукты.

Исидора вскрикнула, когда поняла, что наделала, и свирепо оглянулась. Она с подозрением следила, как эльф ставит кастрюлю на плиту. Тот метнул на нее взгляд и улыбнулся своей фирменной страшной улыбкой, так что девица не рискнула предъявить обвинения.

— Какая интересная магия, — прокомментировала Мэри Тишински, она все отчетливо видела. — Хотя было бы лучше, если бы он также наколдовал немного искр или вспышек. Это бы придало пикантности его заклинанию.

Губы сыщицы вытянулись в тонкую линию, а кулаки сжались. Критиковать магию Уны — это одно, даже если и было неприятно, но в том могла быть хоть какая-то правда. Но как Мэри дерзнула критиковать Самулигана, Великого эльфийского генерала? Из благих ли намерений или по глупости это было сказано, но Уна осознала, что приходит в ярость.

Мистер Хлоп, нагревая на плите кастрюлю, дружески помахал Уне, а та помахала в ответ.

— У-у! С конкурсантами нельзя любезничать, — вежливо одернула Мэри новоиспеченную судью. — Мы должны оставаться беспристрастными и объективными.

— Я вот думаю, что лгать тоже негоже. Как считаете? — полушепотом спросила Уна.

Мэри посмотрела удивленно, но Уна была уверена, что реакция наиграна.

— Лгать? Что вы имеете в виду?

Уна повернулась в кресле.

— Скажите, Мэри, зачем вы солгали о своем местонахождении в понедельник вечером? У меня есть достоверный источник, что вы не были с бабушкой в ночь кражи в музее, а были здесь, в качестве судьи… как и всегда по понедельникам и средам.

Мэри повернулась лицом к Уне, глаза метали молнии. Это совсем не походило на милую, отзывчивую Мэри, которую та обычно из себя строила, и Дьякон что-то крякнул неловко с плеча Уны. Девушка приготовилась к жесткому порицанию…

Но вдруг Мэри поникла лицом и отчего-то расстроилась.

— Я… я солгала, потому что не хотела, чтоб моя мать знала, чем я занимаюсь. Как я говорила вчера, она не приветствует мое увлечение критикой. Поскольку Адлер был там, когда мы разговаривали, я боялась, что, если он узнает, чем я занимаюсь, то расскажет матери… или случайно проболтается. Она пришла бы в ярость, как только узнала правду. Мать твердо уверена, что однажды я стану полноправным библиотекарем, как она.

Дьякон задумчиво наклонил голову в одну сторону:

— Но если вы живете с родителями, то как они могут не знать, где вы пропадаете?

Мэри пожала плечами.

— Они посещают свой вечерний книжный клуб каждый понедельник, среду и пятницу. Они ничего не знают, потому что я ухожу после них, а возвращаюсь раньше. А бабушка держит рот на замке.

Уна смотрела на подозреваемую какое-то время, чувствуя себя разочарованной.

— И это все? Вы солгали, потому что не хотели, чтобы узнала мать?

— И отец, — добавила Мэри. — Он считает, что быть критиком — пустая трата времени. Особенно для женщины.

Уна от удивления открыла рот.

— А что не так с женщинами?

— Не поймите неправильно. Он не относится к числу мужчин-сексистов, которые хотят, чтобы женщины просто сидели спокойно и были послушными. Он очень практичный человек, обеспокоенный тем, что женщину никогда не возьмут работать в газету, а это моя цель.