— Ты… ты уничтожила её, — удивлённо пробормотала миссис Карлайл.
Уна была поражена не меньше, но не успела она и слова произнести, как обе половинки палочки начали рассыпаться, оставив после себя лишь горстку пыли.
Самулиган воспользовался тем, что все отвлеклись, ловко схватил свисавший с шеи миссис Карлайл драгоценный камень и дернул. Тонкая золотая цепочка порвалась, и эльф отступил, держа заветный предмет в крепко сжатом кулаке и оставив горничную без магических сил.
Миссис Карлайл слишком поздно поняла, что произошло.
— Нет! — закричала она. — Верни обратно!
— Я так не думаю, — произнес знакомый голос, и Уна резко обернулась. Из открытого окна опрокинутого экипажа высовывалась голова Волшебника.
— Дядюшка, с тобой всё в порядке! — от нахлынувшего облегчения у Уны закружилась голова и затряслись колени, и ей пришлось опереться о карету, чтобы не упасть прямо на землю.
Волшебник коснулся залитого кровью виска.
— Ну, живой — и уже слава богам!
Уна посмотрела на перо в своей руке, а затем повернулась к миссис Карлайл.
— Значит, все это было ложью, да? Вы никогда не были мне настоящим другом. Все, о чем вы заботились, — это книга заклинаний. С того момента, как дядя Александр нанял вас в прошлом месяце, вы планировали украсть карбункул… И вы знали, что библиотека Маятника — единственное место, где можно найти нужное вам заклинание.
Долгих полминуты миссис Карлайл выглядела так, будто собиралась опровергнуть утверждение Уны, но затем просто пожала плечами и сказала:
— Правда в том, что нам с мистером Карлайлом уже очень давно ничего не приходилось красть… три года, если быть точной… но, в конце концов, с деньгами стало туго, и мы придумали план, как украсть карбункул и отыскать заклинание, которое подарило бы нам мощь эльфов.
— А воров с такими способностями никто не смог бы поймать, — кивнула Уна, и внутри неё всё сжалось, а голос задрожал, хотя она мужественно старалась этого не показывать. — Вы сказали, что вам не нужно было ничего красть в течение трех лет. Потому что… Потому что, когда вы убили моего отца, Кровавый Мартин заплатил вам столько, что хватило на три года.
— Хватило бы и дольше, но мой непутёвый муженёк половину проиграл в карты, — презрительно скривилась миссис Карлайл, слишком поздно осознав, в чём только что призналась.
— И где же тогда Деннис Карлайл? — прищурилась Уна. — Мужчина, которого вы встретили, когда вам было столько же, сколько мне сейчас?
— Он здесь, — произнёс высокий, неприятный голос.
Уна обернулась как раз вовремя, чтобы увидеть инспектора Уайта, спрыгивающего с пассажирского сиденья полицейского экипажа. На водительском сиденье, выпрямив спину, сидел констебль. Сквозь железные прутья окна кареты Уна мельком увидела лицо мужчины, которого уже где-то видела раньше.
— Это же тот самый негодяй! — раздался еще один голос. К удивлению Уны, говорившим был Джон Дэвид Мун, вышедший из окружающей толпы вместе с Молли Морганой Мун.
— Прошу прощения? — переспросил инспектор.
Мистер Мун указал на человека за решеткой полицейской кареты.
— Этот человек, Деннис Карлайл, виновен в беспорядках на митинге!
В этот момент Уна поняла, где раньше видела Денниса Карлайла. Это был тот самый мужчина, который спорил с Джоном Дэвидом Муном незадолго до того, как вспыхнул бунт.
— Этот негодяй пришел ко мне в ночь перед митингом, — продолжил мистер Мун и обвиняюще ткнул пальцем в миссис Карлайл. — Вместе со своей женой. Они пытались убедить меня устроить беспорядки на митинге. Они сказали, что это станет хорошей рекламой, особенно если бы люди, которые начали беспорядки, держали плакаты в поддержку Тобиаса Финка. Люди подумали бы, что за этим стоит Финк, и проголосовали бы против него.
Молли Моргана Мун ахнула.
— Джон! Ты мне ничего об этом не рассказывал!
Он посмотрел на свою жену, несколько смущенный.
— Я не хотел тебя беспокоить. Тебе и так было о чем подумать, учитывая сбор средств, которым ты занималась. И, кроме того, я сказал им, что о таком трюке не может быть и речи. Я знал, что могут пострадать люди, и объяснил, что мы никогда не опустимся до такой низости. Но на следующий день Деннис Карлайл появился на митинге и сказал мне, что беспорядки всё равно произойдут, нравится нам это или нет. Я спорил с ним, говорил, чтобы он положил этому конец, но было слишком поздно. Толпа уже стояла наготове.