Ничего не говоря, она неспешно осмотрела погруженный в бардак кабинет. Ненадолго задержав взгляд на лежащих на полу бутылках, Мадлен снова взглянула на меня, и я понял, как сильно всё это время скучал по этой женщине.… Как сильно хотел её обнять… поцеловать… снова, почувствовать приятный аромат её волос, зарываясь в них лицом…
– Я сам это сделаю… – отошёл к окну, тут же сорвав с него бархатную занавеску, накидывая на тело старика.
– Его следует отпеть.
– Нет! – слыша эти омерзительные слова, я взорвался! Отпеть? Отпеть?! Попросить милости у того, кто проклял всех нас? Ни за что!
– Виктор…
– Пошла вон отсюда! – присутствие Мадлен заставило ощутить, как на остановившихся во мне часах снова задвигались стрелки. И от каждого следующего их толчка становилось до невообразимого больно… Больно дышать… шевелиться… думать…
– Всё! Я не хочу здесь видеть никого из вас!
Мадлен вышла, и я вернулся к Адлэю. Закутав его окоченевшее тело, я понёс старика на улицу. Было холодно. Очень холодно.… Стоило остановиться под деревом, опуская того на покрытую изморозью землю, и меня тут же пробило леденящим ветром.
Отойдя за лопатой, я снова вернулся к громадным дубам, которые так любил Адлэй. Ему всегда нравилось наблюдать за тем, как качаются их огромные кроны. Как они поют свои торжественные песни, пускаясь в пляс в крепких ветряных потоках. Он восхищался тем, что деревья не способны ни стареть, ни умирать. Сколько бы лет ни прошло, а они всегда будут лишь расти и расти.… Словно самое настоящее воплощение человеческой души…
Потому-то я и решил похоронить Адлэя именно здесь, у их корней. Мне уже давно стало известно, что человеческая плоть слишком хрупкая и ненадёжная оболочка.… И именно поэтому мне так хотелось, чтобы эти гиганты слились с его бренным телом,… вобрали в себя его плоть и кровь,… позволяя хотя бы какой-то его крошечной частичке продолжить жить в этом мире…
С каким же огромным трудом лопата входила в мёрзлую землю.… С каким трудом мне приходилось копать эту проклятую могулу…. Снова и снова вбивая железное полотно в затвердевшую землю, я чувствовал, словно тот самый бог, о котором говорила Мадлен, издевается надо мной. Словно специально не позволяет сделать, по-моему! Не позволяет сделать для моего старика то единственное, на что я ещё был способен!
– Виктор… – послышался голос Мадлен, от которого меня невольно передёрнуло. – Земля безумно промёрзла. У тебя не поучится самостоятельно вырыть для него могилу. Пожалуйста, прекрати это безумство. Позволь нанять людей. Адлэй бы ни за что на свете не хотел бы, чтобы ты из-за него заболел.
– Не прикасайся ко мне! – я знал, что она права, но не мог остановиться. – Уходи, Мадлен! Уходи, или я за себя не ручаюсь.
Чувствуя прикосновение её тёплой руки, я ощутил, как к глазам подкатывают слёзы. Я так долго держал в себе всё свои чувства, что сейчас они превратились в ужасающе-колючий комок, разрывающий меня на части…. И каждый раз, когда она была рядом, тот начинал шевелиться во мне, словно живой,… словно наслаждаясь тем, какую невыносимую боль причиняет, пронзая всё моё тело своими длинными шипами…
Оттолкнув от себя Мадлен, я взглянул на неё так, словно именно она и принуждала меня проходить через весь этот кошмар. И, хоть я и сам прекрасно понимал, что это не так, но каждый раз, стоило только Мадлен появиться, как всё моё тело начинало изнывать в этой невыносимой агонии…
Поднявшись, она послушно вернулась обратно в особняк, более не пытаясь нарушить моё одиночество. Когда же я наконец-то покончить с похоронами, мир в тот же момент прекратил для меня своё существование… Бокал за бокалом… бутылка за бутылкой,… и я потерялся в происходящем…
Какой сегодня день…? Который час…? Это сон или явь…? Всё вокруг было объято серой пеленою тоски,… словно липкой паутиной… что, то и дело обволакивала меня, стоило подняться на ноги, передвигаясь по этому, застывшему во времени, особняку…
Несколько раз Мадлен пыталась привести меня в чувство, пыталась вернуть всё в прежнее русло, но я не мог.… Не мог поддаться ни её просьбам, ни на её порывам… И чем больше усилий она предпринимала для того, чтобы сдвинуть меня с этой мертвой точки, тем больнее мне было.
За эти три дня я так крепко прирос к своему отчуждению и скорби, что уже не мог вспомнить себя прежнего…. Теперь всё, чего мне на самом деле хотелось – просто пить и спать. И, каждый раз, стоило Мадлен вмешаться в мой беспробудный запой, как я тут же слетал с катушек, готовый в любой момент придушить эту женщину!