Мама с отчимом наслаждались друг другом. У Ажуоласа были друзья в поселке — то ли местные, то ли тоже отдыхающие. Как-то они приходили в гости. По-русски из них говорила только одна девушка с длинными рыжими локонами, словно сошедшая с картины прерафаэлитов. Ей, похоже, не слишком-то нравилось появление в доме Ажуоласа юной особы, пусть и вроде как младшей сестры. С остальными приходилось объясняться по-английски. К Лоренце ребята отнеслись хорошо, даже приглашали с собой на прогулки, но, увы, прогулки были велосипедные, а она так и не сумела покорить двухколесного зверя. Сама мысль о том, чтоб взгромоздиться на это странное сооружение приводила ее в ужас.
Ажуолас посмеивался.
— Пойми, — говорил он, — велосипед пока едет — не падает. Надо будет тебя поучить. Вот починю второй велосипед, займусь.
Но времени он не находил ни на починку велосипеда, ни на то, чтоб тренировать сестрицу. Все его помыслы были о рыжеволосой красавице. Так что Лоренца была предоставлена сама себе.
Все книги, что нашлись в доме она прочитала, телевизор смотреть не любила, фильмы по видику… Да сколько можно?
Мама советовала заниматься языком. Сама она обложилась учебниками и уже довольно уверенно строила простые фразы.
— Зачем время терять? — воспитывала она дочь, — все равно в школу пойдешь, надо будет язык учить.
Лоренца только плечами пожимала. Ну да, надо. В школе и выучит. А сейчас, вроде, каникулы.
Мама не понимала. Для нее освоить еще один язык было привычной забавой, интересной задачей. Она и так знала шесть, а учиться любила. Нравилось ей и заниматься хозяйством — после тесной квартирки, вечной экономии, занудной работы и множества халтур, так приятно оказаться хозяйкой большого дома, и не одного. Дом был набит бытовой техникой, для уборки приглашали помощницу, да и мужчины были не избалованы и многое делали сами. Так что ей оставались в основном приятные занятия. Подбирать полотенца в ванную в тон кафелю. Сервировать стол — в городе ставить белый сервиз и белые свечи, за городом — тяжелую керамическую посуду, а свечки — цветные. Готовить все новые блюда. Принимать благодарность от любимого мужа — это после стольких лет одиночества. Мама попала в волшебную сказку. На роль сказочного не принца даже — короля — отчим подходил идеально. Дочь все понимала. Но было чертовски грустно, что ей, Лоренце-Ларисе, в маминой судьбе уготована хоть и важная, но не единственная роль. Времена, когда они принадлежали друг другу безраздельно, ушли навсегда.
Лоренца снова вытащила альбом. Пока стояла жара, делала наброски прямо на пляже, жарясь на солнышке. Потом прошли дожди, похолодало. Она влезла в джинсы и кеды и стала совершать пешие прогулки в поисках натуры. Ей понравилась высокая ель, не то чтоб очень стройная, напротив, морские ветры ее согнули и потрепали. Но очень уж она была выразительна. Лоренца решила, что подарит законченную работу маме и подпишет: «Ёлка».
Отчим иногда уезжал на несколько дней в город. Оставались втроем и жили каждый сам по себе.
Так проходили дни — один неотличим от другого, вчера, сегодня и завтра — близнецы-тройняшки.
И когда в маленьком магазинчике, где она обычно покупала бутылку кока-колы, или мороженое, повеяло «Красной Москвой», Лоренца, хотя и замерла на месте, поймала себя на том, что почти обрадовалось. Это уже походило на какое-то приключение.
4
— Это хорошо, что ты больше не убегаешь, — говорила старуха, когда они брели по обочине к автобусной остановке. Лоренца несла пластиковый пакет, набитый макаронами, пачками смеси для каш быстрого приготовления, рыбными консервами и дешевыми конфетами. Бабка отоварилась от души, то и дело приходилось перекладывать пакет из руки в руку. Сумка с рисовальными принадлежностями все время соскальзывала с плеча. Никогда еще дорога до автобусной остановки не казалась такой длинной.
— Я в «Максиму» только по субботам езжу, — рассказывала копия бабушки, — сын меня на машине возит. У меня хорошие сыновья. А дочка — нет, бросила она меня. Замуж вышла, видишь ли. Не пара он ей. Чужие мы…
Бабушка, услышав про выбор дочери, сказала то же самое: «Чужие!». И бесполезно было говорить, что до своего переезда в Ленинград — тогда еще, — в юные предстуденческие годы она жила где-то в этих краях. До сих пор в минуты волнения бабушка спрашивала вместо: «у вас есть?» «вы имеете?», иногда у нее прорезался легкий акцент, а ее девичья фамилия помогла Лоренце с мамой быстро получить нужные документы.
— Откуда вы меня знаете, — спросила Лоренца, — мы незнакомы. Бабушка говорила, что родни у нас тут не осталось…
Она осеклась, подумав, что поминать бабушку было не надо. И вообще лучше язык придержать: старуха и так знает слишком много.
А та мелко затряслась от смеха:
— Так и сказала? Ну, Регина гордая была. И сейчас такая?
Имя бабушки она произнесла как-то странно, акцент у нее был все же сильный.
— С тобой, верно, не знакомы. Я и Елку не видела ни разу. Регина давно уехала. В том году… В космос, кажется, полетели. Гагарин. Вот она уехала, не появлялась больше. Тебя как зовут-то?
— Лариса, — нехотя выговорила Лоренца. Бабка закивала.
— Хорошее имя, хорошее. А меня зови Жиежулой. Бабка Жиежула — все меня тут знают. Вот, пришли. Давай ждать.
Автобус не показывался. Уйти было как-то неловко, надо ее хоть в автобус посадить. Старуха продолжала бормотать — то внятно, то начинала молоть какую-то ерунду. Похоже, она все же была старше бабушки и заговаривалась. А может просто с головой плохо.
— Нет автобуса, — жаловалась Жиежула, — сын меня по субботам возит… Ну, я тебе уже рассказывала. Хорошие у меня сыновья. Как они гнались за ней — не догнали. Вышла, вышла замуж за змея этого. А ты послушай: я ж вместо нее, — Жиежула опять затряслась от смеха, — я ж ему гусыню подсунуть хотела! Ты представляешь! Вот было бы смеху. Но хитер, мерзавец. Увез мою девочку. Ты видела город на дне моря? — вдруг спросила она, резко и требовательно.
— Какой город? — Лоренца совсем уверилась, что бабка свихнулась.
— Город в море, а море тихое… Тогда его и увидеть можно, и колокола услышать. Говорят, он не тут затонул — ну, неправда. Здесь он. Женщина одна его из колодца ведром чуть не вытащила, город этот. Но так его не возьмешь, крепко он засел. Выкупить можно — серебром и кровью. Ну да не о том говорим… Увез он девочку мою. Твоя мама как, замужем счастлива?
— Это их дело! — огрызнулась Лоренца.
— Да не буду, не буду говорить… Ты же поняла, что мы не чужие. Хочется знать мне. Но нет — в дом к вам не пойду. Не бойся. И не убегай от меня больше!
— А я от вас и не убегала! Это вы исчезли, слова не сказав.
— Убегала… Неслась по лесу, но сыновья у меня быстрее. Не бойся. Вот и автобус.
— А колу не пей, — совсем бабушкиным голосом сказала Жиежула, забираясь в автобус, — лучше в гости заходи, настоящим квасом угощу.
Автобус вильнул, взметнул за собой облако серой пыли и скрылся за поворотом. Лоренца осталась на дороге одна. О странном разговоре напоминал только красный след на ладони, оставленный ручками пакета. И это в маленькой лавочке бабулька столько всего накупает, когда прогуляться выходит? А в «Максиме», наверное, полную тележку перед собой толкает и забивает провизией весь багажник машины своего замечательного сына.
Маму Лоренца застала в гостиной. Елена разложила перед собой клубки и крючки, и листала рукодельный журнал. Она хотела связать занавески, которые сочетались бы со скатертью, и никак не могла выбрать модель.
— Все такие красивые, — пожаловалась она дочери, — а ты что посоветуешь?