— А теперь мы будем учиться танцевать танго, — сказал Луис, ведя ее навстречу музыке.
Одри отступила назад.
— Ты знаешь это место? — встревоженно спросила она.
— Да, я бывал здесь несколько раз. Винсент ждет нас, — ответил он.
— Винсент?
— Винсент тебе понравится. Он парень что надо. — Луис поцеловал пальцы Одри. — Не бойся, я уже скомпрометировал тебя, привезя сюда, так что давай получим удовольствие. — Он улыбнулся ей своей обезоруживающей улыбкой.
Одри, сгорая от любопытства, последовала за ним в таверну.
Хозяин таверны поприветствовал Луиса и повел их, петляя между круглыми деревянными столиками, в глубь заведения. Пожилой седоволосый мужчина с маленькими карими глазами и крючковатым носом, Винсент весело болтал и всячески демонстрировал свое страстное желание угодить. Он был известен в Палермо своими вечерами танго и хорошим вином. Он налил гостям по бокалу своего лучшего vino tinto[4], сделал Одри комплимент по поводу ее красоты и грации, затем нетерпеливо подал знак жене, чтобы та поставила мелодию сначала.
— На этом этапе шаги не важны, — начал он, закатывая рукава белой рубашки, которую носил под черным жилетом. — Вы должны чувствовать музыку и дать ей возможность вести вас. — Чтобы придать вескости своим словам, он стукнул себя кулаком в грудь, закрыл глаза, еще раз повторил: — Чувствовать!
Одри улыбнулась Луису, а тот улыбнулся в ответ, по выражению лица возлюбленной понимая, что первый шаг к сближению уже сделан.
— А теперь прижмитесь друг к другу, — приказал Винсент.
Луис притянул Одри к себе.
— Ближе! Танго — это танец страсти. Танцевать его — все равно что заниматься любовью.
Одри вспыхнула и попыталась спрятать лицо на груди у Луиса.
— Не робейте, сеньорита, танго — чувственный танец, поэтому забудьте обо всех запретах и условностях, просто следуйте ритму своего сердца. — Он снова ударил себя кулаком в грудь.
Луис улыбнулся и поцеловал Одри в висок, чтобы подбодрить ее.
— Я следую ритму твоего сердца, Одри, потому что оно поймало мое в ловушку, — прошептал он ей прямо в ухо.
— Тогда нам ничего не остается, кроме как танцевать вместе, — ответила она, начиная двигаться в такт проникающим в душу звукам скрипки и аккордеона.
Сначала Одри нервничала. Снова и снова, ощутив, что Луис прижимает ее к себе, она теряла гибкость, осознавая, что это — настоящая физическая близость, какой не было между ними прежде, и что вокруг слишком людно, чтобы они могли в полной мере насладиться ею. Сложные танцевальные па повторялись снова и снова и наконец-то были освоены. Тогда она закрыла глаза, чтобы единственными ее ощущениями были близость Луиса, музыка и нетерпеливые нотки ее собственной внутренней мелодии.
В течение следующих полутора часов Луис и Одри учились танцевать танго под руководством полного энтузиазма Винсента, с огромной радостью демонстрирующего им каждое следующее па в паре со своей угрюмой супругой Маргаритой, которая ни разу не улыбнулась, а только танцевала с живостью, присущей женщине лет на двадцать моложе ее.
Пообещав вернуться на следующей неделе, они выскользнули из таверны, вышли на площадь, где, снова прильнув друг к другу, долго танцевали танго в лунном свете, с радостью применяя на практике то, чему только что научились.
— Я так рада, что мы приехали сюда, — счастливо вздыхала Одри, пока они двигались в такт музыке, доносившейся из таверны.
— Я мечтал о том, чтобы привезти тебя сюда, — ответил Луис, прижимаясь щекой к ее волосам. — Я знал, тебе понравится. Видишь, ты смогла оставить притворство и театральную игру дома. Разве это не здорово?
— Мне нравится чувство свободы. Здесь нас никто не знает, никто не осуждает. Мы — два незнакомца, такие же, как и все, танцующие в своем собственном тайном мире. Когда я нахожусь так близко от тебя, мне кажется, что, кроме нас, на свете нет никого и ничего…
— Ты сделала мою жизнь прекрасной, Одри, — сказал Луис, снова ощутив прилив знакомого чувства — грусти. — Со мной это уже случалось. В детстве чувство защищенности приходило ко мне только в те минуты, когда я играл на фортепиано. Без музыки мир казался серым и пугающим. Никто меня не понимал. Я будто жил в другом измерении, был изгоем. Поэтому я погружался в музыку и пытался отдалиться от семьи, от знакомых. Но ты, Одри, дала мне смелость любить. Ты согрела мое сердце, и теперь оно никогда не очерствеет, никогда. Оно всегда будет открыто, и ты всегда будешь жить в нем. Пути назад нет. Мы принадлежим друг другу.