БАБУШКА: Придумать можно много и куда более интересных. Мордовар - место, созданное для того, чтобы здесь происходило что-то необыкновенное. Удивительные горы и удивительные люди. Даже те, кто сюда приезжает, должны быть именно такими и никакими иными - удивительными.
ИШТВАН: Я вовсе не удивительный. Художник - это я знаю. Может, не совсем понимаю, что значит быть художником - но ничего удивительного в этом нет. Пишу музыку, потому что должен - так, как кто-то другой - служащий банка или купец. Пишу ноты так, как писал бы счета в банковской книге.
БАБУШКА: Тебе, Иштван, только так кажется. Для себя ты не удивителен, потому что ты сам весь плаваешь в удивительности, которую сам и создаешь вокруг себя - плаваешь, как в воде рыба: только рыба не создает то, в чем плавает. Но другие эту удивительность ощущают: я, Кристи и даже все те, кто живет на том берегу озера: я говорю о местных жителях, конечно.
ИШТВАН: Я их не выношу. Они меня осуждают. Считают меня дармоедом, лодырем, который попусту тратит состояние старой тетки. Если бы я играл в каком-нибудь кабаке на той стороне озера, они бы меня обожали. Но так как я учусь в городе, они мне завидуют и за это, собственно, и презирают. Наша сторона лучше.
БАБУШКА: Может, это и плохо для тебя. Сейчас лучше быть на той стороне.
ИШТВАН: Ах - довольно этих символизмов в норвежском стиле. Волей случая на той стороне живет кучка жалких выскочек, а на этой - несколько человек, которые сохранили тень старых традиций. Я говорю не с точки зрения снобизма - речь о традиции действительно важных вещей.
БАБУШКА: Да, да - так говорят, но по сути все совсем иначе. Не знаю только, к каким отнести де Кампоса. Этот человек не вписывается ни в какие рамки.
ИШТВАН: Хотел бы уже с ним познакомиться. Хотя... (презрительно машет рукой)
БАБУШКА: Он точно придет сегодня к нам - как и всегда в субботу. Гадаю ему на картах на неделю вперед. Но не советую слишком уж сближаться с ним. Его отношение к молодым людям не всегда без того, что можно было бы - если кто захочет - назвать чем-то значимым.
ИШТВАН: (нетерпеливо) Ох - ну уж мне-то точно ничего не сделается. У меня на это иммунитет. Все, что не является эстетически прекрасным, для меня не существует вовсе.
БАБУШКА: Жаль - человеческая природа такова, что то, от чего в молодости нас охватывает отвращение, потом становится страстью, затягивающей нас на дно упадка. Тихо у нас в Мордоваре, как перед бурей - и я боюсь, что события будущего клубятся, как грозные тучи над горизонтом наших судеб.
ИШТВАН: И это бабушка, которая до сих пор придавала мне мужества, говорит сейчас такие вещи. Как раз сегодня, когда мне так нужен покой.
БАБУШКА: Зачем?
ИШТВАН: Толком сам не знаю.
БАБУШКА: Зачем тогда говоришь?
ИШТВАН: Может, это из-за моего неопределенного отношения к Кристине. Я чувствую в себе пространственно-звуковое видение тонов, которое я не могу поймать, пока оно длится. Будто я держу в обессилевших руках сложенный веер и не могу его раскрыть и увидеть образ, который уже готов по кусочкам на каждой из его частей. Я вижу нелепые фрагменты чего-то, как в беспорядочно перемешанных кусочках головоломки, но его целость передо мной закрывает какая-то таинственная тень. Может, это и есть та соната Вельзевула, о которой мечтал тот музыкант. Потому что на самом деле то что-то, что есть во мне, кажется, имеет форму сонаты, и оно будто сверхчеловеческое. У меня нет мании величия, но... (справа без стука входит барон ИЕРОНИМ ШАКАЛЫЙ, одетый в костюм для верховой езды с хлыстом в руке).
ШАКАЛЫЙ бабушке: Погадайте мне, сейчас же! (целует бабушке руку и издалека кивает головой Иштвану, который, вставая, кланяется). Я, как говорится, в когтях демонической женщины. Все это до омерзения банально - как в вульгарнейшем из романсов. Ну и ладно, мастер. Как там твои шедевры?
ИШТВАН: (обиженным тоном) Во-первых, я не мастер, во-вторых, я до сих пор не создал шедевра...
ШАКАЛЫЙ: (совсем не смущенный) Чрезмерная скромность, мастер. Приглашаю зайти как-нибудь на обед - моя мать страстно любит музыку - даже эту вашу, футуристическую. (Тасует карты во время разговора). Мне интересно, как бы выглядела наша мифическая мордоварская соната Вельзевула в футуристическом переложении. Ну, бабушка, прошу (дает карты бабушке, которая начинает раскладывать карты для гадания. За стеклянными дверями веранды стоит незамеченный РИО-БАМБА с горящей сигарой в зубах. Одет в длинную испанскую черную пелерину).
ИШТВАН: (запоздало) Спасибо, господин барон, но я обедаю дома...
ШАКАЛЫЙ: А, это печально... Ну ладно, бабушка. Эта дама пик - точно мой демон, рядом девятки червей - эротические чувства (напевает, после декламирует).