ШАКАЛЫЙ: Вы просто и немного неточно выразили, мой Рио-Бамба, очень важный и все же банальный факт: абсолютная обособленность каждого индивидуума во вселенной.
ИШТВАН: Ах, - если бы я мог заключить это в звуки. Но я пишу ноты на нотном стане, как бухгалтер пишет в своих книгах, и моя работа для меня мертва, несмотря на то, что другим эта музыка нравится. Это действительно хорошо написанная музыка, но не искусство. О, как же я сейчас понимаю того музыканта, который хотел написать такую сонату, как сам Вельзевул написал бы. Внезапно я это сразу понял. (Через застекленные двери в глубине сцены входит БАЛЕАСТАДАР в черной мантилье и черной остроконечной шляпе с широкими полями. За ним, пока что скрытая от присутствующих за его фигурой, идет Хильда ФАЙТЧАЧИ в черном манто без головного убора). Я не хочу жизни, выраженной в звуках, только чтобы звуки жили своей жизнью и боролись друг с другом за что-то неизвестное. Ах, никто этого не поймет.
БАЛЕАСТАДАР: А может, я это уже понимаю? Может, из-за меня случится именно то, о чем вы думаете? (все поворачиваются к ним). Добрый вечер. Пожалуйста, не вставайте. Не хочу портить поистине мордоварскую атмосферу, возможную только в этих горах.
БАБУШКА: Вот, есть у тебя свой Вельзевул, Иштван (видит Хильду, которую до этого никто не заметил). Что же это за чужая фигура в нашем кругу? А может, именно она поможет моему раскладу сбыться.
ИШТВАН: Бабушка, не прикидывайтесь наивной. Это демон господина Шакалый. Чудесная женщина: госпожа Файтчачи - я знаю ее только как оперную певицу. Голос у нее неслыханный.
ШАКАЛЫЙ: Хильда! Зачем ты пришла сюда? Единственное место, где я мог не думать о тебе, ты мне отравляешь своим присутствием, напоминая мне о всей реальности моего упадка. Мне уже казалось, что я смог переложить все это в мордоварско-художественную атмосферу.
ХИЛЬДА: Молчи - тут посторонние. Никто не спрашивает тебя о том, что ты чувствуешь. Есть вещи более важные.
ИШТВАН: Какой же у нее другой голос, когда она говорит.
ХИЛЬДА: (обращаясь к Шакалый и указывая на Кристину) Я вижу здесь некого невинного ягненка, которого ты соблазняешь ядом, которым я отравила тебя. Очевидно, тебе такие женщины нужны, болван. О, как же я несчастлива. Так утешается этот шут, вместо того, чтобы взять мою душу, недоступную для незначительных.
ШАКАЛЫЙ: Хильда! Опомнись. Теперь я могу тебе сказать - здесь посторонние...
ХИЛЬДА: Не мочь покориться мужчине, который возбуждает наидичайшую страсть - разве есть что-то более омерзительное для женщины моего типа.
БАЛЕАСТАДАР: (дотрагивается рукой до ее плеча) Но все же, госпожа Хильда: вы уже были на правильном пути. Вспомните наш первый разговор на виноградниках, в сиянии послеполуденного солнца.
ШАКАЛЫЙ: Вы уже купили эту стерву? (указывает на Хильду) Ибо нравлюсь ей, конечно, только я.
БАЛЕАСТАДАР: Не купил и не намереваюсь, хотя с легкостью могу вас превзойти, господин Шакалый. Приближается что-то куда более интересное. Наиглупейшая легенда всегда несет в себе долю правды: опирается на какую-то реальность, хотя бы символично.
ИШТВАН: Скажите прямо: зачем вы приехали сюда из Бразилии?
КРИСТИНА: (взрываясь смехом) Ха-ха-ха! Одним словом: кто знает, не Вельзевул ли вы? - это смешно.
БАЛЕАСТАДАР: Не смейся, дитя: на свете есть столько странных вещей, о которых забыли жители городов. Иногда в глубине гор или в бескрайних прериях закручивается и, цепляясь за что-то другое, создает клубочек какой-то новой, сверхреальной возможности. Размотать такой клубочек...
ИШТВАН: (нетерпеливо) Так кто вы, собственно?
БАЛЕАСТАДАР: Я Иоахим Бальтазар де Кампос де Балеастадар: заводчик быков в Бразилии, а тут, у вас - плантатор, владелец виноградников. Я еще и неудачный пианист - неудачный из-за одной любви, которая, однако, открыла во мне что-то, чего мне не дали бы все концерты и вся слава мира.
ИШТВАН: Ну - что дальше?
БАЛЕАСТАДАР: И не думайте, что я хочу вас обмануть. Но во мне усилилась вера, что я встречу здесь женщину, а именно сегодня, на третий день после твоего приезда, господин Сентмихалый. Надо прервать это мордаварское очарование тихих настроений, иначе вы до конца жизни будете писать значки, которыми будут восхищаться другие, но вы не исчерпаете себя как художник.