— Все никак принести не могут! Может, они еще только виноград собирают?
Весь дрожа, появился Флорисель с кувшином, который он поставил на стол. Дон Хуан Мануэль скинул свой плащ и уселся в кресло:
— Маркиз де Брадомин, могу тебя уверить, что вино это — самое лучшее в округе. А то, что в графстве делают, знаешь? То — лучше всех. И если бы еще виноград брали отборный, лучше вина и на свете бы не было.
С этими словами он наполнил бокал, который был из граненого хрусталя с крестом Калатравы на дне — один из тех тяжелых старинных бокалов, которые напоминают о монастырских трапезных. Дон Хуан Мануэль пил спокойно, неторопливо, опустошая бокал до дна и наливая его снова.
— Племяннице моей надо было пить так, как я. Не была бы она такой, как сейчас!
В эту минуту на пороге библиотеки появилась Конча, влача за собою шлейф своего монашеского платья. Улыбаясь, она сказала:
— Дядя дон Хуан Мануэль хочет, чтобы ты ехал с ним. Я тебе говорила. Завтра у нас престольный праздник святого Росендо Лантаньонского. Дядя уверяет, что тебя будут принимать с почетом.
Дон Хуан Мануэль высокомерно кивнул головою в знак согласия:
— Ты знаешь, что уже в течение трех столетий маркизы де Брадомины пользуются особой привилегией — их принимают с почетом в приходских церквах святого Росендо Лантаньонского, святой Байи Кристамильской и святого Мигеля Дейрского. Эти три прихода были созданы на средства Брадоминов. Верно ведь, племянник?
— Верно, дядюшка.
Конча не дала ему договорить.
— Не спрашивайте его, — вскричала она со смехом. — Это очень печально, но последний маркиз де Брадомин обо всех этих вещах понятия не имеет.
Дон Хуан Мануэль многозначительно покачал головой:
— Я это знаю! Я должен это знать!
Конча опустилась в кресло, в котором я только что сидел, открыла «Цветник божьей матери» и назидательным тоном сказала:
— Я уверена, что он даже не знает происхождения рода Брадоминов!
Дон Хуан Мануэль обернулся ко мне и сказал великодушно и примиряюще:
— Не обращай внимания! Твоя кузина хочет тебя разозлить!
— Знал бы он хотя бы, из каких частей состоит герб славного рода Монтенегро! — не унималась Конча.
Дон Хуан Мануэль нахмурил свои густые седые брови:
— Это и малые дети знают!
— Потому что это знаменитейший из всех испанских родов! — добавила Конча с улыбкой, в которой была тонкая и нежная ирония.
— Испанских и германских, дорогая моя. По линии галисийских Монтенегро мы происходим от немецкой императрицы. Это единственный из испанских гербов, в котором металл наложен на металл: золотые шпоры на серебряном поле. Род Брадоминов тоже очень древний. Но изо всех титулов твоего рода — маркиза де Брадомина, маркиза де Сан-Мигеля, графа Барбансона и сеньора де Падина — самый древний и самый славный титул — это последний. Он восходит к Роланду{50} — одному из двенадцати пэров. Вы уже знаете, что Роланд не погиб в Ронсевале, как то утверждают историки.
Ничего этого я не знал, но Конча кивнула головой в знак того, что я обо всем осведомлен. Она-то уж, без сомнения, знала эту семейную тайну. Осушив еще один бокал, дон Хуан Мануэль продолжал:
— Сам-то ведь я происхожу от Роланда — вот почему мне все так хорошо известно! Роланд спасся. Он добрался в лодке до острова Сальвора и, завлеченный сиреной, потерпел крушение у его берега. Там у сирены родился от него сын, которого в честь Роланда назвали Падином, а это ведь то же самое, что Паладин. Вот почему сирена обнимает и поддерживает твой герб в лантаньонской церкви.
Он подошел к окну и посмотрел сквозь стекло, не прекратился ли дождь. Солнце едва проглядывало из-за густых туч. Несколько мгновений дон Хуан Мануэль присматривался к небу. Потом он вернулся к нам:
— Сейчас к себе на мельницы поеду. Тут недалеко. На обратном пути заеду за тобой… Раз у тебя такая страсть читать, то, когда ты приедешь ко мне, я подарю тебе одну книгу. Она напечатана большим, ясным шрифтом, и все эти истории в ней подробно рассказаны.