Стоя за стеклами балкона, Конча махала нам своей белой рукой. Солнце еще не зашло, но тонкий серп молодой луны начинал уже светить на печальном осеннем небе. До поместья Лантаньон было около двух лиг; вела туда конная дорога, каменистая и покрытая лужами, перед которыми наши лошади останавливались и прядали ушами. В это время на другом берегу крестьянский парень поил своих уставших с дороги быков и молча на нас глядел. Пастухи, которые спускались с гор вслед за своими стадами, задерживались на поворотах и сгоняли овец в одну сторону, чтобы дать нам проехать. Дон Мануэль ехал первым. Перед глазами у меня все время мелькала его фигура, качавшаяся на лошади, неспокойной и непривычной к седлу. Это была необъезженная кобыла, серая в яблоках, невысокая, с дикими глазами и тугоуздая. Должно быть, в наказание за все ее грехи увенчанный тонзурой хозяин подрезал ей хвост и гриву. Дон Хуан Мануэль обращался со своей лошадью довольно жестоко. Он вонзал ей в бока шпоры и в то же время натягивал поводья. Лошадь становилась на дыбы, но сбросить всадника ей не удавалось — в решительную минуту старый идальго проявлял большую ловкость.
Мы успели проехать только полпути, как совершенно стемнело. Фигура дона Хуана Мануэля продолжала мелькать впереди — он все так же раскачивался в седле, но это не мешало ему на трудных переходах своим зычным голосом предупреждать меня, чтобы я сдерживал лошадь. Когда мы доехали до разветвления трех дорог, где стояла скульптура, изображавшая души чистилища, молившиеся возле нее женщины поднялись с колен. Испуганная лошадь дона Хуана Мануэля рванула, и старик вылетел из седла. Богомолки подняли крик. В это время лошадь проскакала меж них галопом, волоча за собою дона Хуана Мануэля, зацепившегося ногой за стремя. Я кинулся вдогонку… Глухо зашуршал росший у дороги репейник, по которому потащилось бесчувственное тело. Мы находились на тенистом склоне, спускавшемся к реке, и в темноте видны были искры, которые выбивались из-под лошадиных копыт. Наконец, поднявшись выше по склону, я сумел перерезать дорогу умчавшейся вперед лошади дона Хуана Мануэля. Она остановилась вся в мыле и заржала; бока ее вздымались. Я соскочил на землю. Дон Хуан Мануэль был весь в крови и в грязи. Когда я похлопал его по плечу, он медленно открыл глаза, мутные и печальные. Даже не застонав, он снова закрыл их. Увидав, что старик теряет сознание, я поднял его и взвалил к себе на лошадь. Мы поехали назад. Неподалеку от дворца мы вынуждены были остановиться. Ноша моя соскользнула, и мне пришлось положить ее поперек седла. Когда я коснулся бессильно повисших холодных рук, меня бросило в дрожь. Я взял поводья серой кобылы, которая все еще не могла успокоиться и ржала, и мы поехали дальше. Несмотря на темноту, я увидел, что через ворота сада на дорогу выехали три молодых парня на мулах. Я издали их окликнул:
— Вы что, с господами прибыли?
— Да, сеньор, — ответили все трое хором.
— Кого же вы привезли во дворец?
— Молодую сеньору и двух маленьких сеньорит. Они прибыли на лодке из Флавиа-Лонга.
Парни придержали своих мулов у обочины дороги, чтобы меня пропустить. Когда они увидели лежавшее поперек седла тело дона Мануэля, они стали переговариваться шепотом. Расспрашивать меня, они, разумеется, не посмели. По-видимому, они решили, что я кого-то убил и теперь везу его тело. Готов поклясться, что всех троих пробрала дрожь. Дорогой я остановился и велел одному из них сойти с мула и придержать мою лошадь, чтобы я успел предупредить людей во дворце. Парень в молчании спешился. В ту минуту, когда я передавал ему поводья, он узнал дона Хуана Мануэля:
— Пресвятая дева Мария! Это же наш лантаньонский господин…
Дрожащими руками он схватился за поводья и тихим, исполненным благоговейного почтения голосом спросил:
— Несчастье какое, господин маркиз?
— Упал с лошади.
— Видать, уже мертвый?
— Должно быть, да!
— Нет, еще только полумертвый, племянничек! — произнес дон Хуан Мануэль, с трудом приподнимаясь.
Сделав над собой усилие и подавив стон, старик вздохнул. Окинув парней испытующим взглядом, он повернулся ко мне.
— Что это за люди? — спросил он.
— Слуги; прибыли вместе с Исабелью и девочками.
— Где же мы находимся?
— Перед дворцом.
После этого я снова взял поводья и проехал по аллее вековых каштанов. Парни стали прощаться:
— Покойной ночи!
— Счастливого вам пути!
— Да хранит вас господь!
Они удалились. Мулы медленно побрели вперед. Дон Хуан Мануэль обернулся в их сторону, вздохнул и, опершись на обе луки седла, крикнул, когда они были уже далеко, все тем же свирепым голосом: