– Вы не слишком к ней расположены.
– О, у меня к ней претензий нет. Но Энди ее недолюбливает.
– Вполне естественно.
– Мы собирались показать графу оба каталога Галереи Хорэна.
– Вы предварительно не позвонили?
– Как-то вылетело из головы. Мы только вернулись с пляжа, переоделись, покидали вещи в чемоданы и помчались в Ливорно. Кажется, не успели даже принять душ.
– Должно быть, вы превысили допустимую скорость?
– Можете не сомневаться.
– Вы сказали, что «собирались показать» каталоги графу?
– По пути в Ливорно мы услышали по радио, что графа Клементи Арбогастеса ди Грасси похитили.
– Похитили? Мой Бог! Такие преступления встречаются все чаще.
– У Энди началась истерика. Я еще сильнее нажал на педаль газа. Мы остановились выпить по рюмочке коньяка. Потом помчались дальше. Еще раз остановились, чтобы позвонить в Ливорно. Ту поездку я буду помнить до конца своих дней.
– Но вы добрались до Ливорно.
– Да. Его похитили и потребовали выкуп в четыре миллиона долларов.
– Однако!
– А у да Грасси не было ни гроша. После кражи картин они перебивались с хлеба на воду. Застраховать их граф не удосужился. Землю он давно продал. Оставался только полуразрушенный особняк близ Ливорно, гордо именуемый дворцом, да пара стариков-слуг.
– Вы упомянули, что у Энди была квартира в Риме. На что же они жили?
– Все трое – граф, графиня и Энди – жили на проценты с ценных бумаг. В год выходило пятьдесят тысяч долларов.
– Пятьдесят тысяч поболе гроша.
– Но недостаточно для того, чтобы заплатить четыре миллиона выкупа.
– А вы сами не могли заплатить? Из денег, оставленных дядей?
– Нет.
– Но речь шла о жизни вашего будущего тестя.
– Не мог, даже если бы и захотел. Семья да Грасси не проявляла ни малейшей активности в течение нескольких десятилетий. О ее существовании все забыли. И никто не одолжил им четыре миллиона.
– И?
– Мы сообщили похитителям через газету, что таких денег у нас нет. Получили новые послания. В них нам предлагалась альтернатива: или мы платим, или они убивают старого графа. Я переговорил с дамой, курировавшей принадлежащие графу ценные бумаги. Даже в такой, сверхкритической ситуации мы не имели возможности обратить их в наличные. По итальянским законам благополучие семьи ставится выше благополучия индивидуума, даже если он – глава семьи.
– Итальянцы знамениты тем, что держатся друг за друга, – согласился Флинн, – даже если ради всех приходится жертвовать кем-то одним.
– Похитители стояли на своем. Кошелек или жизнь. Они дали нам пять дней. Прошла неделя. Тишина. Две недели. Три. Больше они с нами не связывались.
– То есть его убили?
– Так считает итальянская полиция.
– Как давно это случилось?
– Чуть больше месяца назад. Власти посоветовали жене и дочери ди Грасси смириться со смертью старого графа. «Его могли похоронить или в Италии, или в море у ее берегов», – так они оценили ситуацию. В прошлый понедельник его отпели в церкви.
– Вот откуда «как бы похороны».
– Да. Но все было, как при настоящем покойнике.
– И вы решили тряхнуть стариной, вспомнить свое газетное прошлое и приехали в Бостон, чтобы раскрутить это дело.
– В общих чертах, да.
– Вы говорили с этим Хорэном?
– Да. В среду.
– Вот, значит, где вы были в среду.
– Да.
– Тогда понятно, почему вы вошли в одну дверь «Риц-Карлтона», а вышли через другую, на Ньюбюри-стрит. Галерея как раз на этой улице!
– Да.
– Мой Бог, неужели мне довелось встретиться с абсолютно честным человеком. И остальные картины у Хорэна?
– У брокера их обычно нет, Френк. Он – посредник. И задача моя состояла в другом – узнать, от кого он получил картины, украденные у ди Грасси.
– Наверное, вы обратились к нему с присущей вам откровенностью.
– Трудно быть откровенным с брокером, Френк. Я попросил его найти для меня одну картину. Также из коллекции ди Грасси. Написанную Пикассо. Называется она «Вино, скрипка, мадемуазель».
– И он ее нашел?
– Через несколько дней, вчера, он сообщил мне, что она принадлежит одному человеку, проживающему в Далласе, штат Техас. Он также сказал, что за последние год или два купил у этого человека еще пару картин. Вернее, продал их через свою галерею.
– Вам известна фамилия техасца?
– Известна.
– Скажите мне, Флетч, кому будут принадлежать эти картины, если вы их найдете?
– В этом вся загвоздка. Вопрос о наследстве Менти будет оставаться открытым еще долгие годы.
– Менти?
– Граф ди Грасси. Завещание не будет зачитано, пока не найдут тело. Или не пройдет срок, достаточный для того, чтобы признать графа умершим.
– Значит, после того, как вы найдете картины, вам придется найти тело.
– Едва ли я смогу сделать то, что оказалось не под силу итальянской полиции.
– И никто не знает, принадлежат ли картины дочери или вдове?
– Нет. Хуже другое, пока не найдено тело Менти, они не смогут получать проценты с ценных бумаг.
– Посмею предположить, что в данный момент обе дамы могут надеяться только на вас.
– Пожалуй, вы правы.
– Ага! А я – то думал, главная ваша забота – снять с себя подозрение в убийстве.
– Наверное, поэтому до меня не сразу дошло, что в убийстве вы подозреваете меня.
– Меня несколько сбил с толку ваш звонок по контактному телефону полиции. Если б вы сразу сказали мне, что ранее были специальным корреспондентом, я бы понял, почему вы так спокойно реагировали на покойницу в вашей гостиной, – Флинн налил себе третью чашку чая. – Не каждому человеку доводится улететь через океан от похищения и убийства, чтобы успеть в аккурат к новому убийству.
– Похоже, мне не повезло.
– По-моему, везение тут ни при чем.
– Если я правильно понял вас, инспектор Фрэнсис Ксавьер Флинн, вы предполагаете наличие какой-то связи между тем, что происходило в Италии, я имею в виду похищение и убийство Менти, и бостонским убийством Рут Фрайер.
– Пожалуй, вы правы.
– Вы же дали мне список пассажиров, прилетевших вместе со мной из Рима.
– Связь может быть, Ирвин Морис Флетчер, но я еще не знаю, какая именно.
– Связь действительно есть. Один человек прилетел со мной из Рима.
– Кто же?
– Графиня. Летела через Нью-Йорк. Приземлилась в Бостоне во вторник, примерно на час позже меня.
– Она знала, что вы остановились в этой квартире?
– У нее были мои адрес и телефон.
– И она жаждет добраться до картин?
– Не то слово.
– Как она узнала, что вы их разыскиваете?
– Полагаю, она прочитала кое-какие записи, оставленные мною Энди... План маршрута, знаете ли. Она знала, что я взял с собой перечень картин.
– Но зачем ей убивать Рут Фрайер?
– Рут могла находиться в квартире, обнаженная, в ожидании Барта, не зная, что тот на пути в Италию. Она открыла дверь графине...
– Вашей кипящей от злобы приемной теще?
– Да, злой и подозрительной.
– Еще бы, она думает, что вы хотите прибрать картины для Энди.
– Естественно.
– А вы?
– Она не ошибается.
– Не сходится, – покачал головой Флинн. – Порванный лиф.
– Мало ли, как это могло случиться. Может, его порвала сама Рут, когда снимала.
– У Рут Фрайер не было ключа от квартиры.
– Зато он есть у Джоан Уинслоу.
– Соседки? У нее есть ключ? Мы забыли спросить ее об этом. Вот он, недостаток полицейского опыта. Уж этот-то вопрос следовало задать обязательно. Но с какой стати ей отдавать ключ Рут Фрайер?
– Она бы не отдала, будучи трезвой. А так... Дала же она ключ мне.
– Правда? Как интересно. А где сейчас графиня?
– Вчера вечером она переехала сюда.
– Сюда?