– Да. «Риц-Карлтон» для нее слишком дорог.
– Ага! Графиня – та красотка, с которой вы выпивали в «Рице». Парням она запала в сердце. Они сказали, что вы даже не заплатили по счету.
– Не заплатил.
– Графиня чем-то досадила вам?
– Есть немного.
Флинн внимательно разглядывал донышко пустой чашки.
– Кажется, сегодня мы лучше узнали друг друга.
Флетч промолчал. Его бокал тоже опустел.
– Пожалуй, мне пора домой, к жене и детям.
Дождь все еще барабанил по окнам.
– Как продвигается дело об убийстве члена Городского совета? – спросил Флетч в прихожей.
– Совсем не продвигается. Застыло на месте. Трудно предполагать, что кто-то добровольно сознается в совершении такого убийства, не так ли?
– Благодарю за виски, инспектор.
Они вышли из квартиры. Флетч нажал кнопку вызова лифта.
– Снимите меня с крючка, Френк.
– Я вас понимаю. Вы хотите слетать в Техас, освободиться от женского эскорта.
Войдя в кабину лифта, Флинн обернулся.
– Вы – лучший из всех подозреваемых, какие у меня были, Флетчер. Только вам удается так долго балансировать на кончике иглы. Но вы избавили бы меня от многих хлопот, сознавшись в убийстве.
ГЛАВА 25
Выпитое виски разморило Флетча. Он попрощался с миссис Сэйер, поел приготовленное ею жаркое, около шести вечера завалился спать.
Шесть часов в Бостоне соответствовали полночи в Риме.
Кто-то покусывал его за ухо.
Прохладное тело прижалось к нему. Набухший сосок терся о предплечье.
Тело пополнее, чем у Анджелы. Немного.
Нога поглаживала его ноги. Вперед-назад, вперед-назад.
– Сильвия!
Даже в темной комнате он увидел разметавшиеся по подушке волосы его будущей приемной тещи.
– О Господи, Сильвия!
– Слишком поздно, дорогой, – она подсунула под него свое правое бедро. – Как писано в Библии: «Они познали друг друга в его сне».
– Это же инцест!
– И что из этого, дорогой?
Теперь она полностью лежала под ним, ее бедра выписывали восьмерку.
Груди вдавливались в ребра.
– О Боже!
Действительно, было слишком поздно.
И оставалась единственная возможность избежать перелома одной из частей его тела.
– Это не инцест, дорогой.
Наконец, улегшись на спину, Флетч смог взглянуть на фосфоресцирующий циферблат. Только восемь вечера.
– Вы что-нибудь поели? – спросил он.
– Конечно. Зачем мне ждать от вас очередного подвоха.
– Вы сами не так уж просты, графиня ди Грасси.
– Куда вы подевались вчера вечером? Я два часа ждала обеда.
– Пошел прогуляться.
– Я знаю. Сукин сын, – она села. – Только от вас можно ждать такого. Помолоть языком и уйти, оставив меня голодной. Никакой вы не шеф-повар. Вы – сукин сын! То же самое и с картинами – вы лжете, лжете, лжете! Хотите ограбить меня.
Флетч положил руку ей на спину.
– Я оставил дверь незапертой. Швейцар впустил вас в подъезд?
– Мне пришлось ждать, ждать. Вы не отвечали на звонок.
– Я спал.
Сидя в постели, в темноте, графиня ди Грасси заплакала.
– О, Флетч! Вы мне поможете?
– Помогу?
– Вы должны мне помочь.
– Должен?
– Менти умер. Я – вдова. Без гроша в кармане. Без гроша!
– Да.
– У меня ничего нет, Флетч.
– Ну, что-то вы по наследству получите.
– Анджела молодая, красивая. Умная. У нее впереди целая жизнь. А я? У меня ничего нет.
– Она – ди Грасси, Сильвия.
– Она? Я – графиня ди Грасси.
– Я знаю.
– Я вышла замуж за Менти.
– И его картины.
– Это мои картины. Менти хотел отдать их мне. Я в этом не сомневаюсь. Сколько раз он называл их «нашими картинами».
– Сильвия, вы можете меня выслушать? Не мне решать, чьи это картины. Или Менти упомянул о них в завещании, или нет. Если упомянул, они отойдут только вам, или Энди, или вам обеим, в полном соответствии с его волей. Если нет – лишь итальянский суд может определить, кому они принадлежат, при условии, разумеется, что мы их разыщем.
Сильвия легла, крепко прижалась к нему. Флетчу вспомнилось, как она лежала на пляже в Канья, с накрашенными ногтями рук и ног.
– Флетч, скажите мне правду. Вы знаете, где картины?
– Сильвия, я приехал в Бостон, чтобы работать над биографией Эдгара Артура Тарпа-младшего.
Она легонько шлепнула его по груди.
– Вы лжете. Всегда вы мне лжете.
– В данном случае, нет.
– Если вы пишете большую книгу, то где пишущая машинка? Где ваши записи? Вчера вечером я прошлась по квартире. Никто не пишет тут никаких книг.
– Я еще не начал. Меня отвлекали.
– Отвлекали! Вы нашли картины, – он чувствовал боком ее жаркое дыхание. – Где они?
Он уже проснулся. И хотелось ему отнюдь не говорить.
Он промолчал.
Сильвия положила на него ногу.
– Где картины? А, Флетч?
– Вы умело ведете переговоры, Сильвия.
– Вы мне поможете, Флетч. Правда?
– Сначала помогите мне.
– Америка! – вскричал Флетч.
Телефон зазвонил в самый неподходящий момент.
Продиктовали телеграмму. От Энди. Анджелы ди Грасси.
«ПРИБЫВАЮ В БОСТОН ВОСКРЕСЕНЬЕ ШЕСТЬ-ТРИДЦАТЬ ВЕЧЕРА. РЕЙС „ТУЭ“ 540. СИЛЬВИЯ С ТОБОЙ? ЛЮБЛЮ. – ЭНДИ».
– Дерьмо, – процедил Флетч. Она никогда не могла уложиться менее чем в десять слов. – О Боже. Что же это я делаю?
– Продолжим, Флетч, – отозвалась с кровати Сильвия.
– Хорошо, – выдохнул Флетч.
Второй звонок уже ничего не прервал.
– Слушаю.
– Ты пьян? – Флетч узнал Джека Сандерса. Из трубки доносился шум редакции.
– Нет.
– Ты спал?
– Нет.
– Чем это ты там занимаешься?
– Не твое дело.
– Все понял. Но ты уже кончаешь?
– Остынь, Джек.
– Подожди, Флетч. Я в запарке.
– Я тоже.
– Действительно, в запарке. Можешь ты выслушать меня? Одну минуту.
– Нет.
– Чарльзтаун в огне. Кто-то решил спалить весь город. А у меня некому готовить статьи к печати.
– И что?
– Один литобработчик пьян в стельку, второй, вернее, вторая беременна и только что уехала рожать. Я ничего не могу поделать. Их дневного сменщика тоже не найдешь. Его жена говорит, что он отправился то ли на хоккей, то ли на баскетбол. Мне недостает трех репортеров. Двое в отпуске, у третьего – грипп. Для литобработки остался один парнишка. Такой материал ему не по зубам.
– Похоже, у вашей газетенки не хватает денег, Джек.
– Да кто мог предполагать, что в обычную октябрьскую субботнюю ночь разверзнется такой ад?
– Надо предвидеть любые неожиданности.
– Ты сможешь приехать?
– Чтобы готовить статьи в номер?
– Да.
– Ты спятил.
– Сам я не справлюсь, Флетч. Не могу я один выпустить целую газету.
– Сколько сейчас времени?
– Без десяти девять.
– Когда ты освобождаешься?
– Материалы на первую полосу сдаются в десять двадцать.
– Джек, меня подозревают в убийстве.
– Тебя – да, но не Ральфа Локе.
– Я не знаю города.
– Зато умеешь складывать слова.
– Я уже забыл, как это делается.
– Пожалуйста, Флетч. Ради нашего прошлого. Я не могу больше говорить.
В темноте Флетч посмотрел на Сильвию, перебравшуюся на его половину кровати.
– Ну, хорошо. Мерзавец.
ГЛАВА 26
– Френк?
– Кто вам нужен, – сонный детский голос. Половина третьего ночи.
– Инспектор Флинн.
Трубка легла на дерево.
– Папа! – донеслось издалека.
После долгой паузы послышался голос Флинна.
– И кто бы это мог быть?
– И. Эм. Флетчер.
– Благослови, Господи, мой нос. Это вы. Неужели вы выбрали столь необычное время, чтобы сознаться?
– Я в «Стар», Френк.
– И что вы там делаете? Переметнулись во вражеский стан?
– Чарльзтаун в огне. Кто-то поджигает его.
– Понятно.
– Давний приятель по «Чикаго пост» попросил меня приехать и помочь ему.