– Нет.
– Знаете здесь кого-нибудь?
– Пожалуй, что нет.
– Давайте вновь вернемся к вашему прибытию в Бостон. Такая занимательная история. На этот раз я попрошу вас сказать, где и приблизительно во сколько вы были. Вновь напоминаю, Гроувер все записывает, и потом вы не сможете его поправить, хотя я всегда это делаю. Итак, когда ваш самолет приземлился в Бостоне?
– В три сорок я уже стоял в здании аэропорта, ожидая багаж. Я перевел стрелки своих часов на местное время.
– Какая авиакомпания? Какой рейс?
– »Транс Уорлд». Номера рейса я не помню. Я прошел таможенный досмотр, сел в такси и приехал сюда. Примерно в половине шестого.
– Насчет таможни я понимаю, но от аэропорта ехать сюда десять минут.
– Вы меня спрашиваете? Я-то думал, что регулирование транспортного потока тоже входит в обязанности полиции.
Представитель бостонской полиции кивнул.
– Ну да, пять часов. Где вы застряли?
– В каком-то идиотском тоннеле, где капает с крыши, а под потолком вращаются скрипящие вентиляторы.
– А, Коллэхен. Я сам оказался в той же пробке. Но в пять часов пробка обычно возникает в северном направлении, а не в южном.
– Я побрился, принял душ, переоделся. Вышел из квартиры в половине седьмого или чуть позже. До ресторана доехал на такси.
– Какого ресторана?
– Он называется «Кафе Будапешт».
– Как интересно. Первый вечер в городе, а вы отправляетесь едва ли не в лучший ресторан.
– Мужчина, сидевший рядом со мной в самолете, порекомендовал мне пообедать там.
– Вы не запомнили его фамилии?
– Он не назвался. Мы практически не разговаривали. Только за ленчем. Кажется, он инженер. А живет на Уэсли-Хиллз.
– Уэллесли-Хиллз, – поправил его Флинн. – Вы заказывали вишневый суп?
– В «Будапеште»? Да.
– Я слышал, это объеденье, для тех, кто может себе позволить столь дорогое блюдо.
– Домой я решил пойти пешком. На такси я добрался до ресторана очень быстро. Из ресторана я вышел в самом начале девятого, а домой попал практически в половине десятого. Потому что заблудился.
– Где? Где вы заблудились?
Флетч оглядел кабинет, прежде чем ответить.
– Если б я знал, наверное, этого бы не случилось.
– Отвечайте, пожалуйста, на вопрос. Расскажите, куда вы пошли.
– О Господи. Ну хорошо. Рекламный щит «Ситко». Огромный, великолепный рекламный щит. Выдающееся произведение искусства.
– Далее все понятно. Вы повернули налево, а не направо. И пошли на запад вместо востока. Попали на Кенмор-сквэа. Что потом?
– Я спросил девушку, где Бикон-стрит, и оказалось, что она совсем рядом. По ней я и дошел до дома N_152. Шагал я довольно долго.
– Да. Прогулка неблизкая: Особенно после венгерского обеда. Итак, вы вошли в квартиру, заглянули в гостиную. С чего вас потянуло в гостиную?
– Чтобы потушить свет.
– Значит, впервые оказавшись в квартире, вы заглянули в гостиную и зажгли свет?
– Конечно. Я обошел всю квартиру. Только не помню, зажигал я в гостиной свет или нет.
– Скорее всего, зажигали. Щелкнуть выключателем – что может быть естественней. А как вы оказались в Риме?
– Я там живу. Вернее, у меня вилла в Канья, на итальянской Ривьере.
– Так почему вы не улетели из Генуи или Кана?
– Все равно я был в Риме.
– Почему?
– У Энди там квартира.
– Ну, конечно, Энди. Вы живете с Энди?
– Да.
– Давно?
– Пару месяцев.
– А с Бартоломео Коннорсом, эсквайром, вы встретились в Риме?
– С кем? О нет. Коннорса я не знаю.
– Вы же сказали, что это его квартира.
– Его.
– Как же вы оказались здесь, не зная мистера Коннорса?
– »Обмен домов». Международная организация. Со штаб-квартирой в Лондоне. Коннорс на три месяца получил мою виллу в Канья. Я – его квартиру в Бостоне. Мы оба экономим на этом деньги.
– Вы никогда не встречались?
– Даже не переписывались. Все, включая передачу ключей, обеспечивал Лондон.
– Да, отстал я от быстро меняющегося мира. Этого не записывайте, Гроувер. Итак, мистер Флетчер, вы никоим образом не знаете ни Бартоломео Коннорса, ни Рут Фрайер?
– Кто это?
– Слыша ваш ответ, у меня возникло ощущение, что я говорю сам с собой. Мистер Флетчер, Рут Фрайер – та молодая дама, которую только что вынесли из вашей гостиной.
– О.
– Он говорит «о», Гроувер.
– Инспектор, я абсолютно уверен, что никогда ранее не видел этой молодой дамы.
– Сочтем ваш рассказ за слово Иоанна, я имею в виду святого Иоанна, Гроувер... Когда вы увидели тело, у вас не возникла мысль, где одежда этой особы? Или вы привыкли к голым женщинам на Ривьере и подумали, что это их обычный наряд и в Бостоне?
– Нет, – покачал головой Флетчер. – Я не задумался над тем, где может быть ее одежда.
– Вместо этого вы пришли сюда, чтобы полюбоваться картиной.
– Инспектор, вы, надеюсь, понимаете, что в тот момент мне было не до ее одежды. Я остолбенел, увидев ее. Не знал, откуда взялась в моей гостиной эта девушка. И меня менее всего волновало, где ее одежда.
– Ее одежда в вашей спальне, мистер Флетчер. В том числе, и порванный лиф.
Флетчер пробежался взглядом по полкам с книгами.
– Кажется, я впервые слышу слово «лиф». Разумеется, оно встречалось мне в книгах, английских романах девятнадцатого века.
– Хотели бы вы услышать мою версию того, что произошло здесь сегодня вечером?
– Нет.
– И все-таки, давайте послушаем. Я все еще успеваю домой до двух часов. Вы прибыли в аэропорт, оставив свою ненаглядную в Риме. До того вы прожили с ней два месяца, в ее квартире, причем последние дни выдались очень печальными. На похоронах не радуются.
– Тем более, похоронах будущего тестя, – ввернул Флетч.
– И вы покинули свою единственную с божественной прыткостью, мистер Флетчер. Каково словосочетание, Гроувер? Вы все записали?
– Да, инспектор.
– Не меняя порядка слов?
– Нет, инспектор.
– Вы приехали и вошли в эту огромную, прекрасно обставленную квартиру. И ощущение свободы слилось в вас с чувством одиночества, потенциально опасная комбинация, если речь о богатом, не жалующемся на здоровье молодом человеке. Вы побрились, приняли душ, переоделись, полный сил и энергии. Пока моя версия не расходится с вашей, не так ли?
– Просто не понимаю, как они вообще могут разойтись.
– Вы выходите в мелкий, моросящий дождь. Возможно, принимаете самое простое решение и заглядываете в первый попавшийся бар для одиночек. Там прилагаете все силы, чтобы очаровать самую привлекательную девушку, которая, из-за дождя, уже успела пропустить пару стопочек джина. Кстати, Гроувер, нам нужно узнать, что у этой девушки в желудке. Вы заманиваете ее в квартиру, потом в спальню, она сопротивляется, по какой-то известной лишь ей причине. То ли обещала маме вернуться пораньше, то ли забыла принять противозачаточные таблетки, да мало ли почему в наши дни молодые дамы могут передумать. Вы же в спальне срываете с нее одежду. Испуганная, она выбегает в прихожую, мчится в гостиную. Вы догоняете ее. Она продолжает сопротивляться. Возможно, начинает кричать, а вы не знаете, толстые ли здесь стены. Квартира-то для вас новая. Вы только что из Рима, где оставили свою невесту. Классический случай, двое взрослых в комнате, причем их желания не совпадают. В раздражении, из злости, от страха, в ярости, вы что-то хватаете и бьете ее по голове. Чтобы утихомирить ее... или заставить замолчать. Но, к вашему изумлению, она падает у ваших ног и затихает навсегда.
Флинн потер один из своих зеленых глаз ладонью огромной руки.
– Ну, мистер Флетчер, разве я не изрек очевидную истину?
– Инспектор? Неужели вы думаете, что все так и было?
– Нет, не думаю.
Теперь его глаза скрылись под ладонями обеих рук.