– Сейчас, по крайней мере, нет, – продолжил Флинн. – Будь вы выпивши, да, я бы в это поверил. Или не обладали столь привлекательной внешностью. Зачем еще эти девчушки болтаются в барах, если не для того, чтобы встретить такого вот Питера Флетчера. Я бы поверил в мою версию, будь вы менее уверены в себе. Мне представляется, что гораздо проще избавиться от тела сопротивлявшейся женщины, чем подвергнуть себя полицейскому допросу. Впрочем, возможно, тут я и ошибаюсь, у всех свои странности. И если бы не звонок по контактному телефону полиции, я бы мог поверить, что вы находились в состоянии аффекта, не отдавали отчета своим действиям. Нет, в это я тоже не верю.
– То есть вы не собираетесь арестовать его, инспектор? – подал голос Гроувер.
– Нет, Гроувер, – Флинн встал. – Моя интуиция возражает.
– Сэр!
– Я уверен, что вы правы, Гроувер, но помните, пожалуйста, о том, что мне не довелось получить столь блестящую подготовку, характерную для полицейских Бостона. Не сомневаюсь, что любой из ваших не менее опытных коллег в мгновение ока упек бы мистера Флетчера за решетку. Но в аналогичных случаях, Гроувер, решающую роль играет именно неопытность.
– Инспектор Флинн...
– Тихо. Тихо. Если этот мужчина виновен, а вероятность этого по-прежнему велика, мы найдем новые свидетельства его вины. Если б я сам не видел чемоданы в прихожей, то подумал бы, что все его россказни – ложь. Я подозреваю, что так оно и есть. Я впервые вижу человека, пишущего об изящных искусствах, и не убежден, что среди ему подобных преобладают лжецы и убийцы.
– Полагаю, вы собираетесь запретить мне покидать город, – предположил Флетч.
– Отнюдь. Наоборот, мистер Флетчер, если вы покинете город, ситуация станет еще более интересной.
– Я пошлю вам почтовую открытку.
Флинн посмотрел на часы.
– Что ж, если Гроувер отвезет меня домой, я как раз успею выпить чашку настоя ромашки с моей Элзбет и детками.
– Отвезу, инспектор, – Гроувер открыл дверь в опустевшую прихожую. – Я хочу поговорить с вами.
– Разумеется, хотите, Гроувер. Я в этом не сомневаюсь.
ГЛАВА 4
Утром Флетч позвонил в Рим. Обычно требовалось немалое время, чтобы соединиться с другим берегом Атлантического океана, да и на поиски Анджелы ди Грасси всегда уходили драгоценные минуты, но на этот раз, к его полному изумлению, Рим дали мгновенно, а Анджела взяла трубку после первого звонка.
– Энди? Добрый день.
– Флетч? Ты в Америке?
– Прибыл благополучно. Думаю, теперь и ты сможешь долететь до Бостона целой и невредимой.
– О, я с удовольствием.
– Я застал тебя за ленчем?
– Да.
– Что ты ешь?
– Холодную спаржу под майонезом. И клубнику. Ты позавтракал?
– Нет. Я еще не вставал с постели.
– Это хорошо. Какая у тебя кровать?
– Великовата для одного.
– Других, по-моему, просто нет.
– Наверное, ты права. Кровать всю ночь мешала мне спать, нашептывая: «Энди! Энди! Где ты? Нам тебя не хватает...»
– Моя кровать шептала мне то же самое. Какая у вас погода?
– Не знаю. Из-за тумана ничего не видно. А как идет сражение?
– Без особых успехов. Весь день я провела с адвокатами и комиссарами каких-то ведомств. Но не выяснила ничего определенного. Все чиновники говорят нам, что он мертв, мы должны считать его умершим, свыкнуться с этим и продолжать жить. Поэтому, собственно, мы и организовали похороны. Но адвокаты настаивают, что все должно оставаться в подвешенном состоянии, пока мы не получим исчерпывающей информации. Помнишь мистера Роселли? Он присутствовал на папиных похоронах в понедельник. Папин адвокат. Скорбел больше всех. Все время сморкался в носовой платок и вытирал слезы. А днем позже, вчера, он вскидывает руки вверх и говорит, что они ничего не могут сделать, пока не будут знать наверняка, что папа умер.
– И что ты собираешься делать?
– Попытаюсь переломить их. Все мне очень сочувствуют.
– Но не ударяют пальцем о палец.
– Я слышала, что адвокаты все такие. Выдаивают наследство, как корову, забирают львиную долю на гонорары, а ошметки оставляют родственникам.
– Иногда случается и такое.
– И Сильвия, моя дорогая мачеха Сильвия, как всегда, в своем амплуа. Каждые десять минут она объявляет себя графиней ди Грасси. Должно быть, в Риме уже каждый швейцар знает, что она – графиня ди Грасси. А я вроде бы беспризорница.
– Почему бы тебе не бросить эту тягомотину и не прилететь сюда?
– В этом все дело, Флетч. Каждый считает своим долгом сказать нам, приспосабливайтесь и живите, как будто ничего не случилось. Но мы не можем жить, не получая денег из наследства отца. А на него наложен арест.
– Не понимаю, почему тебя это тревожит. Мы с тобой поженимся, и ты будешь спокойно дожидаться, пока адвокаты уладят все наследственные споры. Забудь обо всем и приезжай.
– Не могу, Флетч, плевать я хотела, сколько будут улаживаться все эти дела. Не нужны мне сейчас ни этот старый дом, ни деньги отца. Но я хочу, чтобы огласили завещание. Хочу знать, кому отходит основная часть наследства – третьей жене моего отца или его единственной дочери. Мне это важно.
– Почему?
– Если все отходит Сильвии, прекрасно. Отец вправе принять такое решение. Оспаривать его я не буду. Если я потеряю фамильный дом, уйду, не оглядываясь. И ни когда больше не подумаю, что несу ответственность за стариков-слуг. Ты же знаешь, Флетч, Риа и Пеп воспитывали меня с самого детства. Если же большую часть состояния получу я, мне и заботиться о них. А сейчас я ничего не могу для них сделать. Даже ответить на вопросы, которые читаю в их взглядах. И пока отвечаю за них. А Сильвия может брать свой драгоценный титул и катиться с ним к чертовой матери.
– Энди, Энди, это же одни эмоции.
– Да, эмоции. Мне все равно, будет исполнена воля отца или нет. Но я хочу знать, что написано в завещании.
– Я удивлен, что ты не можешь узнать у Роселли содержание завещания.
– Роселли! Маленькой он качал меня на колене. А теперь не говорит ни слова!
– Может, тебе снова покачаться на его колене?
– И Сильвия ни на шаг не отпускает меня. Или говорит каждому встречному, что она – графиня ди Грасси, или пытается выяснить, что я намерена делать. И поминутно повторяет: «Куда уехал Флетчер? Почему туда? Чем он занимается в Бостоне?»
– Ты ей сказала?
– Сказала, что ты полетел в Бостон по личному делу. Касающемуся только тебя.
– Послушай, Энди. Не забывай, почему я в Бостоне.
– Лучше бы тебе поскорее найти их, Флетч. Дело принимает серьезный оборот. Если Сильвия унаследует состояние отца, едва ли она позаботится о слугах. Какие у тебя успехи?
– Хорэн, владелец галереи, звонил вчера вечером. Практически сразу после моего приезда.
– Что он сказал?
– Он никогда не слышал о такой картине. Сегодня утром я с ним встречусь.
– Он никогда не слышал об этой картине Пикассо?
– Так он сказал.
– И что ты думаешь?
– Не знаю. По голосу не чувствовалось, что он лжет.
– Это ужасно, Флетч. Но все-таки тебе легче, чем мне, Флетч. Не нужно общаться с Сильвией, графиней ди Грасси.
– Послушай, Энди, я хочу попросить тебя об одной услуге.
– Все, что хочешь, душа моя.
– Не смогла бы ты съездить в Канья?
– Сейчас?
– На вилле поселился этот Барт Коннорс. Один из нас должен взглянуть на него.
– А почему? Тебе не понравилась квартира?
– Да нет, квартира хорошая. Но некоторые события разбудили мое любопытство.
– И я должна ехать в Канья только потому, что проснулось твое любопытство?
– Я ради твоего любопытства прилетел в Бостон.
– Флетч, если я уеду из Рима, оставлю Роселли и других старых обезьян на съеденье Сильвии...