– Я не собираюсь заставлять моих детей вступать в брак. Не собираюсь заставлять своего сына и его жену жить с нами. И я не собираюсь порабощать свою будущую невестку.
Её лицо разрумянилось от эмоций: она вздёргивала указательный палец в воздух при каждом «не» в своей речи.
Сонджу подождала, пока её щёки снова вернутся к обычному персиковому цвету, и заметила:
– Матушка сказала, что твой муж в детстве много болел. Это правда?
– Да. Хотя сейчас он выглядит здоровым, он не слишком выносливый. После свадьбы Матушка не позволяла нам возлечь с ним около месяца. Она сказала: «С красавицей-женой он слишком переутомится в первую ночь и заболеет». Она учила меня играть в карты по ночам, чтобы развлекать мужа, пока он не уснёт. Я так уставала, что засыпала иногда прямо в разгаре игры. Целый месяц ничего больше между мной и мужем не происходило. В каком-то смысле я была этому рада: к тому времени, как мы консумировали брак, мы успели друг друга узнать.
Сонджу представила, что было бы, если бы её муж тоже не обладал хорошим физическим здоровьем. Тогда у неё тоже был бы целый месяц, чтобы узнать его получше и подготовиться к первой брачной ночи. Иногда она гадала, не повлияла ли эта первая ночь на её восприятие интима. Однажды она попыталась представить Кунгу с ней в постели, когда муж в очередной раз навалился на неё ночью, но в результате только разозлилась на себя – слишком это было неправильно.
В день посева риса женщины Второго Дома и служанки проснулись на рассвете, чтобы наготовить еды. Вскоре внутренний двор заполонили работники, теснившиеся вокруг столов на соломенных циновках в ожидании завтрака. Служанки носили еду с кухни на столы – один поднос за другим. Незадолго до полудня в поля отнесли обед. В следующие три дня работы было всё так же много. На четвёртый день три деревенских женщины пришли на кухню и поместили еду в большие корзины, которые собирались отнести в поле. Поставив корзины на головы, они готовились уйти.
– Хочу пойти за ними, – сказала Сонджу.
Вторая Сестра уставилась на неё в изумлении. Затем усмехнулась.
– Полевая экскурсия?
– Да. Давай я что-нибудь понесу.
Взяв кувшины с водой, Сонджу пошла за женщинами, которые, миновав железную дорогу, вышли к рисовым полям. Женщины общались между собой и смеялись.
– О чём вы смеётесь? – спросила Сонджу.
– О том, что вы, госпожа, говорите так быстро со своим сеульским акцентом, что мы слышим только половину.
– Мне стоит говорить помедленнее?
– Нет. Мы уже начинаем привыкать.
Сонджу посмотрела на их корзины, полные мисок и еды.
– Как вы носите эти корзины на головах?
– Мы носили тяжести на головах с самого детства, – ответила одна из женщин. – Но, госпожа, зачем вам понадобилось в поле с нами?
– Я хочу увидеть рисовую плантацию. На фермерских угодьях моей семьи на окраине Сеула работают доверенные люди, так что я никогда не видела ферму своими глазами. Мой младший брат думал, что рис растёт на деревьях.
Женщины перехватили свои корзины покрепче и расхохотались.
– Рис – на деревьях! – повторяли они и смеялись, пока не достигли полей.
Сонджу смеялась вместе с ними, пока её внимание не привлёк хор голосов: мужчины и женщины стояли рядами на затопленном грязном поле и пели. Они сажали рис в такт песне – не поднимая глаз от семян, с голыми по колено ногами, по щиколотку в воде.
Сонджу с женщинами поставили еду, воду и выпивку на соломенные циновки под одиноким деревом на краю поля. Принесли ещё больше еды. Закончив песню, работники перестали сажать и пришли к циновкам – пахло от них потом и влажной почвой. Они втирали в ноги землю, чтобы отцепить напившихся крови пиявок. Капли крови они вытирали грязными руками. Прежде чем они сели есть, женщины полили им руки водой.
Сонджу смотрела, как после обеда работники возвращаются к посеву. На следующий год эти мужчины и женщины всё так же будут издольщиками и полевыми работниками и всё так же будут делать эту изнурительную работу в том же поле для таких людей, как она, которые не гнули спину и не пачкали рук. И всё же она не видела в их пропитанных солнцем лицах той горечи, которую она бы ощущала на их месте. Их стойкость внушала уважение.
Когда она вернулась на кухню с пустыми кувшинами, Вторая Сестра спросила:
– И что ты увидела?
Сонджу ответила:
– Есть что-то прекрасное в людях, которые не боятся тяжёлой работы.
– Моему мужу понравились бы эти слова. Вы во многом похожи. А вот я – другая.
Показав рукой куда-то за горизонт, Вторая Сестра сказала:
– Если бы я могла, то уехала бы отсюда как можно дальше.
Возможно, она была права насчёт их сходства. Сонджу казалось, что деверя она могла бы понять лучше, чем своего мужа: тот был тихим и вдумчивым человеком, осторожно подбиравшим слова. Однажды она видела, как он достал с антресолей над кухней фарфоровый сервиз периода Корё, поставил его на стол и долго разглядывал, медленно поворачивая каждый предмет с удовлетворённой улыбкой на лице. Сонджу это в нём нравилось – его способность ценить красоту.